Представление о высоком гражданском долге поэта перед своим народом и родиной, мотивы беспощадной борьбы с «царством темноты», где «горечи полное море» и где попрана правда, во многом сближают Цатуряна с Некрасовым. Для Цатуряна поэт — прежде всего «воин» и «вольный певец», который, презирая «молнии и громы врагов», спокойно и уверенно идет вперед. Он не приемлет мир, «где чувства не знают, где царствует злато».
По мысли Цатуряна, поэт — «боец за великое счастье людей», он должен «сражаться со злом до могилы». Его высокое назначение и гражданский долг — «бить тревогу», поднимать дух народа, призывать его к активной борьбе, чтобы сбросить навсегда цепи рабства:
Цатурян поет «борьбы великой гимн мятежный». Он приветствует «рабочий люд», который с оружием в руках «спешит в поле боевое».
Туманян посетил Цатуряна за несколько дней до его смерти. Они долго говорили о текущих событиях, о будущем Армении, о литературе. «Однако, из всех этих больших и важных вопросов, — говорит Туманян, — с большой силой застряли в моей памяти две маленькие подробности. Во-первых, то, что он всегда был болен и давно бы умер, если бы не жена… И еще, как Цатурян, уже явно чувствуя, что нить его жизни скоро оборвется, приехал на родину и хотел ехать в Закаталы[48], чтобы последний раз увидеть могилу матери и старое тутовое дерево у дома, на котором в детстве он так много бывал… Говорил: «После этого спокойно умру…» Через несколько дней, когда Туманяну сообщили, что Цатурян упал и потерял сознание, он поспешил к нему и увидел его в постели, с высоко поднятой головой, с закрытыми глазами, из которых текли слезы… «Я думал, — продолжает свой печальный рассказ Туманян, — не оттого ли текут последние бессильные капли слез, что он не увидел ни могилу любимой матери, ни старое тутовое дерево… Жена лихорадочно меняла лед, или поила из чайной ложки больного и говорила, без конца говорила… Вдруг она изменила тему: — Ах, как он хотел ехать на Кавказ, увидеть могилу матери и у дома старое тутовое дерево… а я, правду говоря, боялась этого. Каждый раз казалось мне, что его зовет земля родины, что как приедет он — умрет…» Спустя некоторое время явился врач. Надежды больше не было. Жизнь тихо угасала. Через два часа он умер. «И, стоя перед теплым трупом, — писал Туманян, — думал о том, что он так и не увидел… И теперь, когда с болью говорят о его страдальческой жизни, о ею литературной деятельности, об издании его сочинений, и о других больших вопросах, — с каким-то странным упорством мое сердце охватило это маленькое горе, его последнее заветное желание, к которому стремился он перед смертью — и не достиг… не увидел он ни могилу многолюбимой и многострадальной матери, той матери, которая в нищете, без огня, в холодной хижине брала к себе в постель своего маленького Александра и согревала… и старое тутовое дерево, которое в зимние бурные ночи своими голыми ветками стучало в стены и крышу их бедной лачужки…»
Вот почему эпиграфом к этому своеобразному некрологу Туманян поставил строки из Лермонтова, любимого поэта Цатуряна:
Статья Туманяна по своей форме напоминает новеллу, в которой с такой большой душевной теплотой рассказано о последних минутах трагической жизни армянского поэта. Она имеет не только документальное значение для биографии Цатуряна, но и прекрасно характеризует самого автора. В каждой строчке слышно, как бьется большое человеческое сердце…