Тут совсем рассердился я. Думаю: «Пускай душу оторвет, однако девку ему не отдам». Сам-то молчу, отцу ничего не сказал. Опять с парнями пошел играть.
Тут скоро шаманить начали. Всего-то три шамана были. Один из рода Нгамтусуо — самый большой, другой-то Чунанчера — Чаре отец, третий-то маленько не старый. Говорили, из рода Нюнонде, бойкий человек. Смотрю на него, думаю: «Не дам тебе девку». Он-то последний шаманил.
Как шаманить-то кончили, люди опять танцевать стали. Я сижу. Чаре жду. Нашел как-то среди девушек ее. За руку взял, значит, с собой зову. Только взял, какой-то парень из рода Нюнонде подходит. Подошел, ее за другую руку взял. Значит, тоже с девкой быть хочет. Тут одна старуха подошла. Самая старая из всех. Подошла-то и говорит:
— Однако девку как делить будете? Бороться хотите, что ли? Может, кто-нибудь из вас уступит? Возьмет только что-нибудь у другого, вещь какую-нибудь?
Тот парень-то отвечает:
— Ладно, пускай он девку берет. Только так не уйду. Пускай оленя дает, нож дает, тогда уйду.
Я-то услышал, засмеялся. Говорю:
— У-га, парень! Совсем ум потерял однако! Будто такой девки один олень и нож цена будет? За такую девку всех оленей, что на земле есть, мало отдать (так-то говорю, чтобы ее отец понял, что хочу за нее большой выкуп принести). Ничего тебе не дам, нгандакаи-чуо [безмозглый], бороться с тобой буду!
Парень-то испугался, видно, руку Чаре отпустил, ушел куда-то. Я стою, смеюсь, людям говорю:
— Эгей, видно Нюнонде совсем сердце потеряли, совсем трусы (так-то однако нарочно говорил, зря весь род как обижал, люди-то разные все и в одном роду).
Тут вернулся тот парень, говорит:
— Что слушаете, как ребенок кричит? Ему еще в люльке сидеть надо, а не за девушками ходить. Сейчас я его учить буду. Я шаманил когда, видел, что сегодня у кого-то душа пропадет.
Рассердился я шибко. Кричу ему:
— Врешь, проклятый. Как ни шамань, девку тебе не отдам. Не боюсь я.
Ну, тут все испугались. «Теперь в дело попал парень», — говорят. Однако маленько отступили все. Шаман-то с головы парку стянул, нож взял, себе волосы обрезал коротко. Боялся, что я его за голову схвачу. Мне-то жалко косы резать — молодой был еще, хотел красивый быть. Тут однако бороться стали. Обхватил я шамана за спину, руки сцепил крепко, стал его гнуть разно. Он-то другое решил. Взял меня за волосы, прямо шею ломать хочет. Так мы боролись сколько-то. Потом, смотрю я, силы чего-то только не хватает, горло узкое стало, дышать не могу. Последней силой сжал его, вот-вот повалю. Он однако бросил меня за голову ломать, нож достал. Как достал, я совсем себя видеть перестал — так рассердился. За руку его зубами поймал. Закричал он громко. Ударил я его о землю, ногой еще в грудь ударил. Совсем себя не вижу, нож достал, его убивать хочу.
Тут услышал, как люди кричат, женщины плачут. Ум-то маленько чистый стал. Подумал: «Зачем убивать буду? Нельзя людей своего народа убивать. Как убью, прогонят меня. Буду век в тундре один жить — закон такой».
Лицо в снег спрятал, отдохнул маленько. Потом Чаре за руку взял, с собой повел. Она идет, ничего. Потом говорит:
— Если бы тебя тот одолел, все равно бы с ним жить не стала.
Тут я совсем легкий стал. Будто и не устал. Повел к своим чумам ее. Так в чум брата матери пришел. Говорю ему:
— Пока здесь сидеть будем.
— Ладно, — говорит, — сидите.
Сидели мы там сколько-то, ели маленько, вдруг парень один прибежал нашего рода. Совсем шибко бежал, говорить не может. Потом говорит:
— Однако беда будет. Тот Нюнонде шаманит теперь. Тебя губить хочет, уйди лучше, девку-то брось.
Ничего я ему не говорю. Встал, на улицу пошел. Думаю: «Сгублю проклятого!» Так-то шел, вдруг Чаре отца увидал. Подходит он и говорит:
— Чего закон ломаешь, парень? Зачем мою дочь увел? Брось ее, уходи отсюда.
— Нет, — ему говорю, — не брошу.
— Однако все равно ее заберем, — говорит.
Тут мне в ум пришло, что со всеми не смогу воевать. Однако девку бросать не хочу. Назад пошел. Санку взял. Туда девку посадил. Поехали. Сам не знаю куда поехали. Совсем мы далеко ушли. Снег пошел скоро, пурга стала.
— Хорошо это, — думаю, — теперь след не найдут. Пурга-то совсем большая. Я-то оленей гоню. Упали потом олени. Не идут. Тут мы с девкой в снег легли. Тут-то играли маленько, даром пурга. Спали потом. Проснулись, смотрим — пурга кончилась. Оленей маленько попасли, опять поехали. Все к лесу едем.
Так три дня жили. Ничего не ели. Совсем падать стали. Тогда я говорю:
— Давай оленей убьем. Пять оленей у нас есть. Маленько-то мяса хватит. Пока в снегу будем жить. Тальник соберем, чумик сделаем, шкурами накроем. Может, проживем как-нибудь! Я пока из жил петли сделаю, буду куропаток и зайцев добывать. Или ты к своим хочешь?