В наше время от тех дней, когда старики умирали не своей смертью, когда из близнецов в живых оставляли только одного — сразу несколько младенцев не могли выжить, у нганасан сохранились только глухие предания. А вот о том, как люди умирали из-за незначительных увечий и какое нелегкое детство ждало тех, кто выживал, помнят хорошо.
Мальчишки вносили свою лепту в хозяйство лет с семи: помогали женщинам собирать топливо и таскать лед, потом ставили петли на куропаток и зайцев, помогали караулить стадо, добывали линную птицу. В этом возрасте Фантуй ничем не отличался от своих сверстников. Отец сделал ему протез — хитроумное деревянное приспособление. Фантуй говорил, что его постоянно приходилось переделывать и совершенствовать: во-первых, рос он быстро, а во-вторых, отцовская конструкция его не удовлетворяла… Теперь искусственная конечность Фантуя довольно сложна. Она идеально подогнана к его фигуре. На конце ее имеется целое устройство, чтобы не ломать наст и не проваливаться в снег.
Тот, кто был летом в оленьих стадах, знает, сколько пастухам приходится ходить и как быстро бегать. Фантуй — пастух. И бегает он неплохо. Просто трудно представить, сколько потребовалось силы воли и сколько надо было тренироваться, чтобы научиться всему этому.
Фантуй часто оборачивается к Эдди и что-то говорит смеясь. Упряжка Эдди привязана к нарте Фантуя. Хосю едет последним. Он подгоняет свою упряжку к упряжке Фантуя, чтобы слышать, о чем он говорит.
— Как не может быть? — смеется Фантуй. — Я-то знаю. Ну, только что родившихся не запомнишь сначала. А через полгода всех знаю.
— Не может быть, — не верит Эдди.
— Ну, как не может быть? — опять смеется Фантуй. — Вот представь себе, сколько у тебя вещей? Больших вещей, мелких. Подумай, сколько ты их знаешь. Может быть, больше шестисот.
— Вещи разные, а олени одинаковые, — говорит Эдди.
— Ну, нет! Олени все разные. Вот смотри — у меня в упряжке пять оленей. Все разные.
— Одинаковые, — возражает Эдди. — Все комолые, рост одинаковый почти, цвет шерсти тоже одинаковый. Как отличишь?
— Эбэй! — притворно испуганно восклицает Фантуй. — Это с глазами худо?.. У всех морды разные. Это с непривычки так кажется. Когда к нам в райцентр первый раз лошадей привезли, то я тоже думал, что одну от другой не отличить. Однако ошибался. У оленей морды разные, как лица у людей. И характер у них непохожий.
Олени вырываются на лайду — ровную площадку, которой, кажется, нет конца. Резкий шквалистый ветер дует настойчиво и неослабно.
Теперь ветер будет помогать правильно выбирать дорогу. Когда едешь по лесотундре, ориентироваться легко. А вот, когда пересекаешь большие ровные участки тундры, зацепиться взглядом бывает не за что. Если солнце стоит высоко, то сзади ли, спереди ли, сбоку ли, где-нибудь на горизонте всегда маячат хребты. Можно ориентироваться и по ним. Правда, удобнее ехать, когда твоя цель близка от хребтов. В ином случае можно немного и поплутать по тундре. Сейчас солнце за горизонтом. Помогает только ветер. Обычно на нарте сидишь, не меняя положения, и ветер попадает все время в одну точку. Например, в щеку. Вот и гонишь упряжку так, чтобы ветер попадал только в щеку. Но ветер может перемениться. За этим надо следить и постоянно вносить поправку в свои расчеты. У тундровиков это входит в привычку. Они даже не замечают, как подправляют бег оленей при изменении направления ветра. Многое, правда, зависит и от оленей. Точнее, от передового. Фантуй, безусловно, прав: характер у оленей разный. Но главное не характер, а выучка.
Фантуй опять оборачивается к Эдди и что-то рассказывает ему. Хосю вновь подъезжает поближе, чтобы послушать Фантуя.
— Вот, — говорит Фантуй, — смотри. Мой передовой авка. Я его теленком взял, из рук кормил. Он у меня умный, как человек. Всю дорогу его хореем ни разу не тронул. Чуть шевельнешь ремнем — сразу понимает. Совсем из сил выбиваться будет, все равно не остановится. Любит меня.