В самом городе дыма не было. Здесь улицы покрыты толстыми бетонными плитами, поверх которых асфальт.
И вот я снова в Воркуте. Прошло не так уж и много лет, а города не узнать. Нет в помине темно-коричневых старых автобусов, так напоминавших переоборудованный «черный ворон», или катафалк, — бегают веселые, красно-желтые и голубые машины, сияющие зеркальными стеклами. И дороги больше не дымят — асфальтовый панцирь покрыл их поверхность. Люди стали одеваться ярче, исчезли с улиц мелькавшие в мой первый приезд унылые ватники. Воркута словно бы помолодела, похорошела. Разве что дощатые коробы вдоль улиц (в них уложены трубы водоснабжения) напоминали, что это не Донецк и не Луганск, а Заполярье, где канализацию под землю не уберешь: разорвет трубы даже летом. Забегая вперед, скажу, что убрать можно, и норильчане это доказали. Они спрятали трубы в бетонные желоба, а сверху посеяли траву и цветы. Красиво и практично.
На этот раз никаких торжеств в Воркуте вроде бы не предвиделось, но с местом в гостинице было по-прежнему туго. Воркута строится, расширяется, ее шахты набирают мощность, открываются все новые и новые. Поэтому командированных в достатке. Из разных институтов, проектных и научно-исследовательских, от заводов, от предприятий-потребителей и предприятий-поставщиков.
В конце концов удалось-таки втиснуться в какой-то номер. Хозяева его, молодые инженеры из Ленинграда, пожалели меня и сказали, что готовы взять журналиста на постой с условием, конечно, что он не будет брать у них интервью и составит компанию в преферанс.
Так я и стал временным владельцем раскладушки, втиснутой в проходе между кроватями. Больше всего я боялся, что инженеры вытурят меня, узнав, что я не умею играть в преферанс. Однако обошлось: и ребята, и я сам заявлялись в номер только к ночи, и нам было не до карт.
На этот раз я решил осмотреть все, что удастся, побывать всюду, куда пустят. Для начала отправился в горком партии. Так, мол, и так, товарищи, читатели интересуются, как живут и трудятся шахтеры Заполярья. Мы хотели бы удовлетворить их любознательность. Не откажите в любезности посодействовать знакомству корреспондента с городом и шахтами.
Секретарей при разговоре было двое — первый и второй. Первый — глубоко посаженные голубые глаза, толстые, выразительные губы. Второй — прямо-таки джек-лондонский персонаж: высокий, плечистый, с тяжелым массивным подбородком, высоким лбом, яркий блондин. И тот, и другой — бывшие шахтеры, отлично знающие производство. Второй был настроен серьезно, по-деловому. Он перечислил шахты, где мне следовало бы побывать, горнопромышленное училище, клубы, ТЭЦ и еще десяток мест. Назвал людей, с которыми не мешало бы встретиться. Словом, в четверть часа разработал для меня программу действий, на выполнение которой не хватило бы и месяца.
Первый сидел молча, посмеиваясь одними глазами. Потом сказал:
— А зачем вам все это? По-моему, лучше будет так…
Мне приходилось разговаривать и в официальной обстановке, и в более непосредственной, домашней со многими партийными работниками. Однако встреча с первым секретарем Воркуты — одна из самых памятных и приятных. Это человек увлеченный и увлекающийся, настроенный романтически и вместе с тем очень ироничный, с хорошим чувством юмора, простой — без простоватости, не терпящий лозунговости и барабанного боя. Я зашел к нему в кабинет на несколько минут, а проторчал весь день. Интересно было наблюдать, как он разговаривает с людьми. Мне повезло: у него как раз был приемный день. Шли самые разные люди, звонили отовсюду. И со всеми он держался как-то очень по-товарищески, может быть, поэтому посетители задерживались в кабинете дольше, чем в этом была необходимость. Секретарь говорил, не навязывая своего мнения, а будто прикидывая: может, вот так будет лучше, а? Давайте подумаем, обмозгуем вместе…
Ни разу он не сбился на начальственный тон. Я был приятно удивлен и сказал ему об этом. Он усмехнулся:
— От административного рыка толку всегда мало. Я глубоко убежден, что мы, партийные работники, в делах сугубо производственных должны иметь не директивный, а совещательный голос, особенно если не очень досконально знаем производство. Наше дело — люди, их души, сердца…