— А что с шаманом стало? — перебил я Матвеича.
— Да ничего. Излупили его свои же крепко, чтобы воду не мутил, и прогнали в вадеевское племя. И там он не прижился. Отдельно кочевал, а потом умер. А ребят ты знаешь. Нгадя сейчас — бригадир, рыбачит, остальные в Усть-Аваме. У них у самих уже ребят полно. Старичок тот, который камень салом мазал, до сих пор жив. Ты его тоже знаешь — это Мухунда. Вот и все.
Матвеич, кряхтя, поднялся с лавки, окунул несколько раз разопревшее лицо в шайку, а затем пошуровал в топке. Когда он вернулся и опять взялся за ковш, я решил, что жизнь дороже, и кинулся из парилки.
— Чай пить приходи, — гаркнул вслед Матвеич.
В бане было уже человек пять, терпеливо дожидавшихся, когда Матвеич угомонится.
— Прямо саламандра, а не человек — в огне не горит, — восхищался хромой сельхозинспектор. — Баню накалил, как парную, а парную — как паровозную топку, и хоть бы что.
Я оделся и вышел на улицу. Ветерок с Хеты приятно освежал. На реке тарахтели моторки. С барж, пришвартованных около больницы, доносились голоса — разгружали уголь на зиму, солярку, разные ящики.
— Юрий Борисович, — окликнул меня начальник районного отделения милиции. — Куда направляетесь?
— На аэродром, — ответил я.
— Ну, пойдемте вместе, мне туда же надо.
Мы шли на аэродром, начальник отделения жаловался, как здесь тяжело живется милиционерам. Хоть в лепешку разбейся — никак не отличишься. Воровства, бандитизма или хулиганства здесь нет. Даже какого-нибудь захудаленького взлома не обнаружишь — замки отсутствуют. Запираются здесь только магазины и склады. Ключ от складского замка давно потерян, и в помещение проникают, отодвигая доски в стене. Непорядок, конечно, а хищений нет. Прямо беда для милиции. И штаты здесь смехотворные. Начальник отделения — подполковник, один старшина и два сержанта: нганасан и долган. А территория района солидная. Чуть поменьше Франции. На целую Францию — четыре блюстителя порядка, которым нечего делать. Трагическое положение. Сейчас, правда, у милиционеров есть занятие — разгрузка каравана.
Рассуждения моего приятеля перебил подошедший к нам парнишка, сын Юнто.
— Зайдите к отцу, — сказал он мне, — отец вас в гости ждет.
— Где стоит твой старик-то? — спросил я парня.
— Да как всегда, — застеснялся он. — Рядом с колхозным домом чум поставил. Там с матерью и живут. Говорят, жарко очень в доме. Дышать трудно. А мы с братом — в доме. Нам не жарко. Теперь с утра друг к другу в гости ходим. Они к нам — в дом, а мы к ним — в чум.
— Зайду, — пообещал я.
К Юнто надо было идти по берегу ручья, впадающего в Хету. Я прошел через мостик и свернул на аэродром. Здесь были заросли помятой ромашки, алых цветов, известных под названием «жарки», и пятачки земли, заросшей болотной пушицей. Я брел по колено в цветах, не смотря под ноги, пытаясь зажечь спичку и прикурить. Внезапно споткнувшись, выронил спички. Нагнулся, поискал их и увидел необычный пень. Ковырнув пальцем «кору», я убедился, что она какая-то каменная. Усевшись перед пнем, некоторое время созерцал, пока не понял, что это клык мамонта. Здесь кости мамонта — обычная вещь.
Мамонтовая кость великолепно режется ножом, если ее размочить в воде. Нганасаны, например, так и делают. Сначала размачивают бивень, а потом вырезают, что нужно, и покрывают поверхность вещи простым орнаментом. Из кости делается большая часть нащечников и надбровников в оленьей упряжке, наконечники хореев — ловсейки — и другие вещи.
Я встал и пошел к Юнто. После чаепития и обычных разговоров о новостях я сказал ему о своей находке. Мы взяли лопату и вместе с ним отправились смотреть кость. Могло оказаться, что здесь просто валяется бивень.
Не доходя до места, где торчал бивень, Юнто увидел второй бивень.
— Каладя [мамонт]! — закричал он и принялся рыть вокруг него землю.
Мы копали попеременно. Сначала был снят верхний слой почвы, затем слой льда сантиметров в тридцать. Но я решил, что дальше копать не стоит. Из-подо льда виднелись чистые, без трещин и надломов бивни. Возможно, сохранилась в вечной мерзлоте и туша «подземного оленя». В этом случае наша находка могла заинтересовать палеонтологов. А если бы мы разрушили слой вечной мерзлоты, за лето на этом месте образовалось бы болотце, а это не пошло бы на пользу туше мамонта.