Говорят, подлинные комики достигают успеха потому, что они рассказывают смешные вещи с очень серьезным видом. Сашка не умел выдержать характер, он сам заразительно хохотал, но почти беззвучно, только широко открывая рот. И это тоже было смешно.
История с тремя, вернее, тогда еще с тридцатью, рублями была мне очень памятной; каждый раз, вспоминая ее, я краснел. Дело было так. На второй или третий день знакомства я пригласил Сашку в ресторан. До этого я ни в одном воркутинском ресторане не бывал. При гостинице функционировал буфет, а ресторан — от греха подальше — перевели куда-то за железнодорожную линию. Отцы города рассуждали мудро: приехал в командировку — работай, ложись пораньше, вставай с чистой головой, не просиживай за столиком до полуночи, твоя поездка сюда стоит государству недешево. Но мы решили все же посетить местный ресторан. Все было очень мило и благопристойно. Настала пора расплачиваться за приятно проведенный вечер. Официантка подала счет: шестьдесят восемь рублей (по-старому) с копейками. И отошла. Я небрежно достал из кармана сотенную бумажку, положил на стол и сказал Сашке:
— Пошли, что ли?
Он посмотрел на меня насмешливо, хотел что-то сказать, но сдержался, промолчал. Поправив очки, встал и пошел за мной. Мы пересекли зал и были уже у выхода, когда сзади раздался громкий голос:
— Товарищи, одну минутку, вы неправильно заплатили!
К нам спешила официантка. Головы сидящих за столиками повернулись в нашу сторону. Мне показалось, что все смотрят с презрением: «Эх вы, кого обманываете!» Я готов был провалиться со стыда, хотя совершенно не понимал, в чем дело. Может, я ошибся и вместо ста рублей положил купюру в пятьдесят?
Девушка подошла, протянула деньги:
— Вы забыли тридцать один рубль сорок копеек, возьмите!
И тут я сделал еще одну глупость. Досадливо махнул рукой, повернулся и через плечо сказал:
— Все правильно, сдачи не надо, это вам.
— Не надо мне, — голос официантки задрожал от обиды, было похоже, что она сейчас расплачется, — возьмите вы их, ради бога!
Сцена была — нелепее не придумаешь. Я сделал широкий, купеческий жест, а его не приняли. Более того, обиделись.
Выручил Сашка, до этого молча ухмылявшийся.
— Давайте мне, ежели москвичи такие богатые. Наш брат, провинциальный журналист, не гордый. Спасибо, родной, — обратился он ко мне, — выручил, спас от голодной смерти, на эту тридцатку я еще два дня проживу…
Всю дорогу до гостиницы он упражнялся в остроумии. А мне не давал покоя вопрос: является ли эта обидчивая официантка исключением, или все здесь такие?
На следующее утро я встал пораньше и пошел в наш гостиничный буфет к его открытию, пока там мало народу. Решил выяснить волновавший меня вопрос у буфетчицы Нины: она-то должна знать.
Нина растолковала суть вещей в нескольких словах. В Воркуте действительно не берут чаевых. Работники так называемой сферы обслуживания получают здесь повышенные оклады по сравнению даже с Москвой и Ленинградом плюс «северные», то есть надбавку за выслугу лет. Кроме того, большинство работающих женщин замужем, а мужья работают или шахтерами, или строителями, зарабатывают очень прилично. Зачем же официантке терять свое достоинство за чаевые? Правда, не все в Воркуте такие гордые и сознательные, разный народ приезжает сюда. Есть и хапуги, крохоборы, любители подколымить. Вот против них-то и повели непримиримую борьбу народные контролеры, комсомольцы. Раз заметят — предупредят, второй — еще предупреждение, а в третий, даже за десять — пятнадцать копеек, с работы снимают. А женщины в Воркуте работой ой как дорожат: в шахту теперь не пускают, никаких предприятий легкой промышленности нет. Значит, если с работы сняли, то путь в торговую сеть, в столовые да рестораны заказан. Потому и вывелись в Воркуте любители чаевых и само слово уже забывается…
Разумеется, я ни словом не обмолвился Сашке об этом разговоре, а он долго еще в письмах напоминал мне о злополучных тридцати рублях и ехидно справлялся, не соглашусь ли я взять его к себе в секретари. Дескать, зарплаты ему не нужно, он готов довольствоваться теми чаевыми, которые я оставляю в ресторанах…
…И вот опять неисповедимые пути журналистские свели нас в том же городе.
Я позвонил по указанному номеру. Ответили: был, уехал на восьмую шахту. Позвонил туда: только что отбыл в поселок Хальмер-Ю. Оттуда — в лесной отдел комбината.
Мне надоело ловить Сашку, у меня были свои дела. Сказал администратору, что, если товарищ приедет, пусть ждет, буду к вечеру.