В Лабытнанги, большой поселок на берегу Оби, мы прибыли вечером. Впрочем, как и в Воркуте, смены дня и ночи в это время года почти не ощущалось. Стоял длинный полярный день, солнце не заходило. Оно почти неподвижно висело невысоко в небе, двигаясь не столько по вертикали, сколько по горизонтали, рисуя в небе что-то вроде равнобедренного треугольника.
Разыскивать начальство и гостиницу не хотелось в столь поздний час. Мы устроились на вокзальных скамьях, предварительно купив в магазине кое-какой еды.
С утра Сашка направился на лесобазу, я пошел с ним. Отрекомендовались. Приняли нас настороженно: зачем это вдруг сразу два корреспондента пожаловали, не слишком ли много для Лабытнанги, хватило бы и одного?
Мой приятель плотно уселся на стул, всем своим видом показывая, что не сойдет с него, пока не получит ответа на все интересующие вопросы. А вопросов в его блокноте было немало: не сам придумал, товарищи в Воркуте подсказали.
И тут я впервые увидел, как работает Сашка. Поэт, лирик, прикрывающий чуткую к прекрасному душу иронией, он вдруг предстал передо мной трезвым скептиком, отлично разбирающимся во многих технологических тонкостях лесозаготовительного дела.
Как правило, я очень редко в разговорах с людьми достаю блокнот. Знаю, что человек начинает говорить по-иному, тушуется, теряет всю свою непосредственность, увидев, что его слова записывают. Поэтому предпочитаю делать короткие, отрывочные записи незаметно, вроде бы между делом. В основном слушаю, запоминаю отдельные выражения, словечки, те или иные эпизоды.
Сашка, насколько мне было известно, тоже придерживался этого метода. Но тут он демонстративно положил на стол свой объемистый блокнот и старательно записывал в него каждый ответ, причем дословно. Начальство начало нервничать, поглядывать на этот блокнот весьма недобро.
А Сашка, словно хороший шахматист, разыгрывал комбинацию, то отступая и заманивая противника на свою половину поля, то бросаясь в стремительную атаку. Только что он с невинным видом интересовался количеством рабочих и механизмов, нормой разделки на человека, техникой сортировки леса и вдруг задавал собеседникам ошеломляющие вопросы: чем объяснить недогрузы вагонов, почему лесобаза втирает очки железной дороге, заставляя ее перевозить воздух вместо рудничной стойки, и обманывает Воркутинский комбинат?
Постепенно картина начала проясняться. Конечно, виновников было много. И лесосплавные конторы, находящиеся в среднем течении Оби, и неритмичность в подаче порожняка железной дорогой, и недостаточная оснащенность лесобазы техникой и механизмами, и нехватка рабочей силы. А главное — очень несовершенная организация работ, к которой примешивалось еще и непробиваемое равнодушие, свойственное некоторым руководителям. Равнодушие это имело под собой определенное обоснование: по валу база план выполняла и даже перевыполняла.
Два дня мы с Сашкой ходили по лесобазе, говорили с начальниками участков, с рабочими, с плотогонами, сопровождавшими лес. Сашка кипел от злости, ему не терпелось сесть за стол и написать разгромную статью. Я его отговаривал: «Потерпи еще немного, злее будешь», хотя, признаться, сам возмущался явной бесхозяйственностью. Эх, думал я, вспоминая свое посещение шахты, этих бы товарищей туда, в лаву, пусть послушают, как трещат стойки!..
Когда сбор материалов по лесобазе был закончен, я предложил Сашке отправиться со мной в Салехард. Глупо ведь быть в нескольких километрах от этого города и не увидеть его. С большой неохотой мой друг дал уговорить себя.
Катер — так именуют здесь все, что передвигается с помощью мотора, — от пристани Лабытнанги до Салехарда идет долго, плутая по протокам и пересекая широко разлившуюся здесь Обь. Мы едем на обычном речном трамвае, какие ходят по реке Москве. Любители свежего воздуха заняли места на верхней палубе, ценящие же время прикорнули в салонах.
Перед выездом из поселка я звонил в город, но сегодня суббота, никого из начальства не застал. То ли из сочувствия мне, то ли по рассеянности телефонистка соединила с дежурным по милиции. Я это не сразу понял. Обрадовавшись, что наконец до кого-то дозвонился, отрекомендовался и попросил заказать номер в гостинице. Голос на том конце провода ответил без удивления: «Хорошо, попытаемся; телефонограмму принял дежурный по горотделу милиции…» Видимо, здешняя милиция не привыкла ничему удивляться, зато мы с Сашкой были обескуражены. Нам и в голову не пришло бы самим просить содействия у работников охраны общественного порядка. Люди мы смирные, правила уличного движения стараемся по возможности соблюдать, прописка у нас постоянная, а паспорта уже — увы! — бессрочные. Дежурный ничего определенного не обещал, просто сказал: «Попытаемся».