Вот и везут за Полярный круг куда больше выпивки, чем закуски. Перевыполняют планы по обороту, не желая понять, какое огромное зло наносится этой недальновидной снабженческой политикой.
Кстати, как мне говорили старожилы, до 1936 года, пока существовал при Совнаркоме СССР Комитет по делам народов Севера, завоз спиртных напитков в Заполярье был строжайше запрещен. Люди здесь стали забывать, что такое «огненная вода». И ничего — жили, не жаловались. Куда меньше было всяких неприятных случаев, связанных с опьянением. И не случайно многие люди считают, что следовало бы вновь если не совсем запретить, то хотя бы резко ограничить завоз на Крайний Север бутылок и бочек с горячительными напитками. Кое-где уже местные руководители своей властью ограничили доставку спирта и водки…
Полковник подвел нас к каменному столбу, стоящему примерно в километре от пристани.
— Граница Северного полярного круга, шестьдесят шестая параллель, — чуточку торжественно сказал он.
И тут же, словно застеснявшись своего торжественного тона, с улыбкой поведал нам опять-таки почти анекдотическую историю, хотя он и клялся, что все это истинная правда.
Полярный круг проходит через Салехард, деля его невидимой чертой на две части: приполярную и заполярную. Так вот, когда началась кампания за экономию, кто-то из ретивых бюрократов предложил отменить все северные льготы и надбавки на тех предприятиях, которые расположены в Салехарде к югу от шестьдесят шестой параллели. Самое смешное во всей этой нелепейшей истории было то, что предложение, если верить Павлу Ивановичу, даже обсуждалось, но кто-то из руководителей не без сарказма высказал мысль: назначить автора предложения директором одного из предприятий, находящихся южнее Полярного круга. И пусть он попробует удержать рабочих хотя бы месяц, чтобы они не перешли туда, где сохранятся льготы…
Павел Иванович оказался хорошим гидом, когда удалось отвлечь его от литературных тем. Он отлично знал историю освоения этих мест, и все, связанное с Салехардом, в его рассказе оживало, будто полковник сам был свидетелем и очевидцем событий, отделенных от сегодняшнего дня веками. По его словам, русские землепроходцы, заложившие здесь в 1595 году острог-крепость, называли город не Обдорском, как он числился официально, а Носовым городком. И не случайно теперешнее наименование почти буквально повторяет старорусское: Салехард в переводе с ненецкого значит «город на мысу». А мыс — это тот же нос.
— Вы представить себе не можете, что здесь была за глухомань еще в конце прошлого века! — Павел Иванович достал из кармана крохотную записную книжку, объяснил. — С лекциями иногда приходится выступать, так кое-какие заметки себе делаю для памяти… В 1876 году сюда приезжал в командировку от Академии наук некто Поляков. В своем отчете он писал… где-то у меня было это, — полковник полистал блокнотик. — Ага, вот она! Слушайте: «…на весь Березовский округ выписывался один экземпляр газеты. Из книг в Обдорске разве только в виде исключения можно было встретить сказку об Еруслане Лазаревиче. Да, впрочем, если б в Обдорске и было больше книг и газет, то, по малому количеству грамотных, читать их было бы некому. Гражданской школы в Обдорске не существует; есть только школа миссионерская, помещающаяся в нижнем, почти подвального характера этаже здания…» Каково, а?
Он закрыл блокнот и торжествующе поглядел на нас, будто он лично построил в Салехарде, бывшем Обдорске, десятки средних школ, техникумы, филиалы высших учебных заведений, библиотеки, клубы, дворцы культуры, кинотеатры, музей, картинную галерею и прочее. Он весь лучился гордостью, словно сам выпускал сегодня в некогда неграмотном городке газеты тиражом, превышающим сто тысяч экземпляров.
В Салехарде на улицах пахнет смолой. Здесь все из дерева: дома, заборы, мостовые, тротуары. Камня в окрестностях нет, завозить его далеко, строить кирпичные здания и дорого, и сложно. Тротуары и мостовые сияют желтизной, будто выскобленные к празднику полы в доме. Люди на улицах почти не курят — опасно: от неосторожно брошенного окурка может загореться мостовая. Правда, здесь почему-то нет предупреждающих табличек: «Курить на улицах строго воспрещается!», какие позднее я видел в Игарке. Но курильщики, даже самые заядлые, — патриоты своего города, и им не хочется, чтобы был пожар, поэтому курят в специально отведенных местах.