Галка бросилась на шею отцу. Он легонько отстранил ее, показал глазами на мать: ее-де обнимай — утешай. Ворчливо сказал:
— Всыпать бы тебе по первое число за самовольство, неловко вроде, невеста уже.
Мать продолжала тихо всхлипывать. Отец примиряюще погладил ее по плечу:
— Да брось ты убиваться, ничего с Галиной не станется, только сильнее душой будет. Помнишь, мать, как мы сюда в тридцать втором приехали? Тоже голым-голо было, кругом тундра да пяток чумов, а сейчас…
Отец был знатным охотником, у него ящик в комоде доверху забит всякими грамотами. А летом работал на колхозных полях. Они с матерью приехали сюда, когда села еще не было. Вместе с другими создавал колхоз, строил деревню. За годы жизни на севере ему довелось обойти и объехать всю Ямальскую тундру. Он-то знал, что дочке придется нелегко, лучше бы не ездить. Всякое может случиться, а девчонка, хоть и родилась за Полярным кругом, настоящей тундры еще и не нюхала. В селе выросла, в районном центре…
И Галя поехала. Действительно, подлинной, необжитой тундры она никогда не видела. Конечно, и в Аксарке бывали бураны и пурги, длившиеся неделю, а то и больше. Морозы трещали такие, что дышать можно только через варежку, иначе все внутри обожжет холодом. А снега наметало порой вровень с крышами домов.
Но все-таки Аксарка — место обжитое, людное. Совсем иное дело очутиться в тундре, где на многие десятки километров нет никакого жилья, не пахнет веселым дымком, поднимающимся из труб.
Стоял май. Для нас, жителей средней полосы, начало мая — самая чудесная пора весны. Когда мы произносим слово «май», в нашем сознании оно ассоциируется с первой нежной зеленью травы, с ландышами и фиалками, с ярким солнцем и цветастыми девичьими нарядами. В Заполярье же май — это глубокие снега, только-только начавшие оседать под лучами незаходящего солнца, это метущая злая поземка, неожиданные бураны, тяжелый панцирь льда, в который закованы реки и озера…
Ехала Галя не одна. Их было четверо девчат из Аксарки: Рая, Анель, Галя и она, Паромонова. Впервые в жизни надели они оленьи малицы и ягушки, на ноги натянули меховые тоборы и чижи. Ехали на нартах, меняя на стойбищах оленей в упряжках. В Белоярском их пути разошлись: каждая поехала в отдельную бригаду. Всем им предстояла на первый взгляд не очень трудная задача: в течение нескольких месяцев ликвидировать неграмотность среди оленеводов. И именовалась их должность — ликвидатор.
И должность, и задача, которую предстояло решить, поначалу показались девушкам неправдоподобными: разве в нашей стране есть неграмотные?! Не может этого быть! У нас страна сплошной грамотности! Так они привыкли считать и прямо сказали об этом в райкоме комсомола.
Секретарь взъерошил иссиня-черную шевелюру, узкие глаза его превратились в щелочки, потом сказал со вздохом:
— Хорошие вы девчата, только очень от жизни оторваны, в облаках витаете… Данные последней переписи читали? Так вот там черным по белому сказано, что у нас не стопроцентная грамотность, а девяносто девять целых и столько-то десятых. Ну-ка, вспомним арифметику! Одна десятая процента в нашей стране — это, примерно, двести тысяч человек. Так что тысяч шестьсот — семьсот в Союзе есть неграмотных. А мы не хотим, чтобы они были. Понимать надо обстановку-то!
Они все еще не понимали. Ведь вместе с ними в школе учились дети оленеводов, кончали восемь — десять классов, поступали в техникумы и институты. Кого же учить грамоте, стариков, что ли? Зачем им грамота?
Все это Галя с непосредственностью и задором юности высказала секретарю. Тот рассердился:
— А тебе, Паромонова, зачем грамота? Почему ты считаешь, что молодые должны уметь читать-писать, а старикам ни к чему это?
И, усадив девушек, стал убеждать их, что нельзя с одной меркой подходить к районам, расположенным в разных климатических поясах, скажем, к какому-либо украинскому и заполярному. Приуральский район, в котором они живут, по площади не уступает двум, а то и трем областям средних широт: триста километров с востока на запад, восемьсот — с севера на юг. Стойбище от стойбища — на сотню километров, семья от семьи далеко живет. Молодые все зимой учатся, а кто постарше, да к тому же еще оленеводством занимается, с колхозными стадами по тундре кочует, тех за парту не посадишь. Кое-кто из них когда-то учился грамоте, да позабыл, а некоторые вообще не учились.