Праздник все же состоялся в полном соответствии с традиционным ритуалом. Галя смотрела на него издали. Если бы ее даже усиленно приглашали, не пошла бы. Ей казалось, что оленеводы веселятся вроде бы по принуждению, заставляя себя забыть о случившемся.
Отчужденность пастухов чувствовалась еще долго, несколько недель. Внешне она почти не проявлялась, они были по-прежнему добры, предупредительны, отзывчивы. Но Галя явственно ощущала холодок отношений. Старики и старухи были откровеннее: они игнорировали Галю. Мать Филимонова настояла, чтобы девушка жила в отдельном чуме, самостоятельно. Бригадир, глядя в сторону, объяснил:
— Темная она, несознательная. Боится однако, что духи нашлют на тебя болезнь, а заодно и на нее и на всех нас в чуме…
— Сослепу да в темноте не разберут, да? — с невеселой усмешкой перебила девушка. — Ладно, дядя Костя, я понимаю…
В эти недели ей было очень тоскливо и одиноко. Не раз и не два появлялась мысль: бросить все и с первой же оказией уехать домой. Ведь добрых отношений не восстановить, в одиночку же в тундре жить трудно, почти невозможно. Попробовал бы кто вот так пожить, как она сейчас! Кругом люди, а чувство такое, будто совсем одна в тундре.
Галя похудела, осунулась, но заставляла себя казаться спокойной, точно ничего не произошло. Не дай бог, твердила мысленно, теперь заболеть! Тогда не только старухи будут верить в духов. И уезжать нельзя, это будет истолковано опять-таки в пользу существования богов в тундре.
Сколько раз провожала тоскливым взглядом самолет, привозивший оленеводам муку, соль, охотоприпасы, медикаменты. Что стоило бы сесть в него (летчики предлагали «подбросить» до пристани, а через две-три недели доставить обратно, если захочет) — и до дома рукой подать! Крепилась, закусывала до крови губы, уходила далеко в тундру выплакаться, чтобы никто не увидел слез. Но каждый раз возвращалась в стойбище к началу занятий, ровным учительским голосом проводила очередной урок…
Ненцы высоко ценят мужество и выдержку, хотя не говорят о них. Вероятно, после случая у горы Минисей вся бригада ждала, что же будет дальше. Люди постарше были убеждены, что духи тундры так или иначе покарают Галю и Леню. Те, кто помоложе, были обижены за не совсем гладко прошедший День оленя, к которому столько времени готовились, который так ждали.
Выдержка Гали оказала воздействие на оленеводов. Сначала потеплели отношения с молодыми. Затем и старики все реже стали поворачиваться к русской девушке спиной, подчеркнуто не замечать ее. Даже старая мать бригадира как-то сказала Гале (будто это не она настояла на изгнании девушки из чума):
— Посто не заходись ко мне, приходи, цай пить будем.
А на оленя, которому Галя скормила ягель, принесенный с Минисея, старики смотрели, как на высшее существо. Его освободили от всех работ, его холили и — даже! — баловали хлебом. Олень, разумеется, не понимал, что все эти благодеяния обрушились на его рогатую голову только потому, что он сжевал пучок ягеля, ничем не отличавшегося, кроме длины, от лишайника, которым он питался всю жизнь.
…Эту историю я услыхал от Лени, который приехал с побережья Карского моря в районный центр за новыми фильмами. Потом ее дополнила сама Галя Паромонова. Она недавно приехала из Омска на каникулы. Галя (теперь студентка пединститута) ждала вместе с Леней, когда она снова увидит оленеводов. Она хотела попасть туда, в бригаду Филимонова, чтобы поработать два месяца среди пастухов.
— Мне же нужна практика, — просто сказала она, — я ведь без пяти минут учительница. Конечно, вернусь после института сюда, только сюда.
Я смотрел на невысокую, тонкую, сероглазую девушку с узким лицом. Она вовсе не производила впечатления сильной, мужественной, выносливой. Напротив, на мой взгляд, она выглядела слишком хрупкой, женственно-беззащитной и способной жить лишь в городских условиях. Но, зная ее одиссею, я понимал, насколько обманчива бывает внешность.
Да, тундра не любит слабых, отец Гали был прав. Слабых духом. Такие в ней не приживаются, не получают здесь гражданства. Но тундра помогает человеку понять самого себя, найти свое место в жизни, она делает сильного душой еще сильнее.