— А! Ну хорошо, понимаю! — согласилась Диана, засмеявшись.
Скрывшись за деревьями, цыган, зная, что теперь уже никто их не увидит, повернул на одну из поперечных тропинок и через несколько минут выехал на Парижскую дорогу.
— Провели, госпожа! — воскликнул он.
— Ну, теперь в галоп! Нам до двенадцати надо быть у брата.
— Будем, госпожа, — заверил Магом и как-то особенно свистнул.
Мул насторожил уши и помчался, как стрела. Не больше часа спустя они миновали ворота Сен-Марсель.
Граф де Сент-Ирем жил на углу улиц Претер и Сен-Дени, в доме, к которому приделано было искусственное дерево с двенадцатью ветками; на каждой в чашечке цветка стояло по апостолу, а на вершине — Божья Матерь. Дом с этим деревом существует и до сих пор.
Квартира графа, состоявшая из четырех комнат окнами на обе улицы, была убрана с редкой в то время изысканностью, но везде носила следы оргий: мебель была поломана, изорвана, в пятнах.
Жак де Сент-Ирем был одним из самых страшных утонченных; его дуэлям и ссорам конца не было; но, несмотря на скверную репутацию, его окружало множество друзей или льстецов; немногие решались косо посмотреть на него.
Это был красивый мужчина лет около тридцати двух, с надменным взглядом, презрительным выражением рта и аристократическими манерами; женщины его любили, мужчины боялись. В ту минуту как на соседней церкви пробило десять, у дверей графа постучались.
Молодой, здоровенный слуга, видимо исполнявший все должности в доме, лениво поднялся с подушек, на которых лежал, растянувшись во весь рост, и пошел отворить.
Вошел граф. Молча пройдя через все комнаты в спальню, он бросил на один стул шляпу, на другой — шпагу и плащ и, самодовольно крякнув, опустился в кресло.
Спальня была немножко попригляднее остальных комнат; главное, тут бросалось в глаза множество всевозможного рода оружия, развешанного по стенам; вид был престранный, но оригинальный, сразу характеризовавший хозяина.
— Никто не приходил? — спросил граф почтительно согнувшегося перед ним слугу.
— Нет, очень много народу, господин граф.
— А! Кто же!
— Целая толпа кредиторов; точно сговорившись, так гуськом и тянулись.
— Э! Да разве я о них спрашивал, дуралей! Ведь для того ты и здесь, чтобы их выгонять!
— Точно так; но осмелюсь доложить, что их становится уж слишком много; через несколько дней мне будет не под силу справляться.
— Ба! — сказал граф, указывая на развешанное оружие. — А разве у тебя тут мало под рукой, чем прогнать их?
— Мне это не пришло в голову, — с восторгом ответил слуга.
— Тебе ничего в голову не приходит; ну, да это в сторону… кто еще у меня был?
— Никого.
— Как никого? Де Местра разве не приходил?
— Я не имел чести видеть господина шевалье.
— Странно. Уж не имел ли он глупость попасть в руки дозорных? — произнес граф, как бы говоря с самим собой.
— Господину графу пришлось, верно, участвовать в каком-нибудь деле?
— Ты меня, кажется, спрашиваешь, плут?
— Простите, господин граф. Моя преданность…
— Да, а главное — твое любопытство. Ну, да я добрый человек, расскажу тебе, что случилось.
— Так много чести, господин граф…
— Вчера после кутежа нам с несколькими из знатных особ вздумалось пойти из «Клинка шпаги», где мы ужинали, на Новый мост посрывать плащи. И де Местра был с нами. Отправились. Дело шло, как по маслу; тьма была такая, что хоть глаз выколи; черт бы себе на хвост наступил. Напугали мы нескольких зевак, не ожидавших такой благодати. К несчастью, подвернулся тут какой-то буржуа, величественно выступавший под руку с женой; впереди с фонарем шла служанка. Презабавная это была пара, брат Лабрюйер! Де Местра хотел сдернуть плащ с буржуа, а я обнял служанку, потому что она была хорошенькая и молоденькая; она защищалась только для виду, но буржуа и его жена орали, как сумасшедшие; подоспели дозорные в ту минуту, когда мы их меньше всего ожидали. Завязалась драка; буржуа, воспользовавшись этим, убежали; нам помогли tire—laine, и мы прогнали дозорных, наградив их порядочными тумаками. После драки я стал искать де Местра, но его не было, и никто не мог мне сказать, куда он девался. Однако нет худа без добра: я вдруг наступил на кошелек; поднял его, гляжу — полный золота.
— Ого! — воскликнул Лабрюйер, потирая руки. — Славно!
— Не правда ли? А между тем чуть не случилось скверно.
— Господин граф шутит!
— Нисколько. Возвратясь в «Клинок шпаги», мы стали играть. Я вынул кошелек, чтобы сделать ставку; вдруг маркиз де Валэ заявляет, что это его кошелек, и требует, чтобы я ему отдал. Можешь себе представить! Я, разумеется, сейчас же рассказываю, каким образом нашел его, и говорю, что это теперь моя законная собственность. Со мной не согласились.
— Неужели, господин граф!.. О! — озадаченно протянул Лабрюйер.
— Да; все стали против меня.
— Какой недостойный поступок; и еще господа!..
— Я, однако, не уступал; так как маркиз де Валэ кричал громче всех, я сказал ему, что кошелек привязан к рукоятке моей рапиры.
— Ага!
— Он понял, спор прекратился, и мы весело продолжали пить и играть всю ночь. На рассвете мы вышли из «Клинка шпаги» и дрались; славная была драка! Маркиз любил дуэли.
— Любил, господин граф?
— Да, я убил его, — небрежно произнес Жак. — Но, падая, он сознался, что кошелек принадлежал вовсе не ему.
— Он хотел украсть его у вас!
— Ну да! Эта скверная мысль дорого ему стоила. Однако де Местра я так и не видал; боюсь, что он попался дозорным.
— Но господин шевалье ведь очень ловок.
— Это правда, и я решительно не понимаю, куда он пропал; меня это очень беспокоит, он может каждую минуту быть мне нужен. Без него не знаю, как и вывернусь из лап этого проклятого Дефонкти. Черт бы взял это дело!
— Господин граф… напрасно беспокоитесь… господин шевалье слишком ловок, чтобы попасться… господин граф… забываете, верно…
— Ах, sang Dieu!12 Ты мне напомнил! — вскричал, рассмеявшись, Жак. — Нет, конечно, его не взяли! Я вспоминаю, что мы ведь до прихода дозорных отдали ему на сохранение сдернутые плащи.
— А господин шевалье, — продолжал слуга, — очень аккуратный господин; он же в суматохе, наверное, думал только о том, как бы понадежнее спрятать их.
— И снести сегодня утром к торговцу старым платьем, на улицу Тиршап, — сказал граф — так, так, parbleu!
— Приятель господина графа, наверное, вскоре придет сюда.
— Хотелось бы мне этого. Признаюсь, Лабрюйер, мне очень было бы жаль, если бы он не оправдал моего хорошего мнения о нем. Он хоть и не из знати, но все-таки дворянин, и в нем есть несколько капель хорошей крови.
В эту минуту у дверей постучались.
— Вот и господин шевалье! — объявил слуга. — Я узнаю его по стуку.
— Отвори скорей! Лабрюйер ушел.
Это действительно был де Местра, тот самый человек, который тихо разговаривал с графом де Сент-Иремом перед балаганом Мондора.
— Господин дома, дуралей? — спросил он слугу, покручивая усы.
— Господин граф ждет господина шевалье у себя в спальне.
Шевалье пошел туда.
— Parbleu! — вскричал, увидев его, граф. — Наконец-то ты пришел! Откуда? Я думал, что тебя схватили, и уже собирался служить за тебя молебны.
— Спасибо за внимание, любезный друг, но пока это еще совершенно лишние издержки, — отвечал он, усаживаясь поудобнее в кресло.
— Да говори же, что с тобой такое было! Куда ты пропал?.. Ах, Боже мой! Да ты весь в новом! Только от тебя можно ждать таких чудес. Что это значит?
— Угадай! — воскликнул де Местра, вытягивая ноги и лукаво улыбаясь.
— Не могу! Лучше уж буду верить в чудо.
— Ну, так я тебе скажу: я принес тебе денег!
— Ты? Что это? Конец мира наступил?
— Нет еще, надеюсь.
— И кругленькая сумма?
— Сорок пистолей.
— Черт возьми! Стоит труда! Не взял ли ты приступом особняк испанского посланника?
— Нет, уверяю тебя, эти деньги твои по праву!