— Что ж, наследство, что ли, я получил, сам того не зная?
— Именно. Ты получил половину сдернутых сегодня ночью плащей.
— Sang Dieu! Я почти догадывался. Сорок пистолей! Гм! Славная сумма!
— Плащи были чудесные; по крайней мере, двести пистолей стоили; но я торопился сбыть их и отдал за девяносто, да вот и это новое платье, что ты видишь на мне; мое старое уже давно вон просилось.
— Ну и отлично! И платье очень хорошо на тебе сидит.
— Не правда ли? Вот, возьми деньги.
— Спасибо, — поблагодарил его граф, опустив деньги в кошелек.
— Заметили, что меня не было?
— Parbleu! Оплакивают тебя.
— Ну, мы их утешим. А главное, ничего не рассказывай о нашем деле.
— Конечно.
— Что нового?
— Да почти ничего; сегодня утром я убил маркиза де Валэ.
— Ба! Бедный маркиз! Его брат будет этим очень доволен. За что вы дрались?
— Да и сам не знаю; так себе, только чтобы подраться.
— A propos13, не пойдем ли вместе завтракать?
— С удовольствием.
— Представь себе, я обнаружил чудесное заведение в двух шагах отсюда, на Тиктонской улице.
— А! Знаю! Это «Единорог». Там хорошо.
— Да ты все хорошие места знаешь, кажется?
— Dame! Это ведь немножко моя специальность. Ну, идем!
Они встали, взяли шляпы и надели плащи, как вдруг вошел Лабрюйер и сказал шепотом несколько слов графу. Тот вздрогнул и не мог сдержать удивленного восклицания.
— Что такое? — спросил де Местра.
— Ничего, или, вернее, очень много; я должен остаться. Завтракай один.
— А! Понимаю; до свидания, сегодня вечером в «Клинке шпаги»!
— Хорошо.
Шевалье ушел, заглядывая по дороге в каждый темный угол комнат, по которым проходил. Но Лабрюйер был слишком осторожен. Шевалье ничего не увидел.
— Наверное, женщина, — подумал он, спускаясь с лестницы. — Но которая?.. Ба! Вечером он мне скажет.
Не успел шевалье де Местра уйти, как в стене что-то слегка щелкнуло, отворилась тихонько потайная дверь, и вошла дама. В одну минуту скинув маску и плащ, она бросилась в объятия графа.
Это была Диана де Сент-Ирем.
Брат и сестра нежно любили друг друга. Они были сироты и не имели ни семьи, ни родных.
— Ах, Диана! Моя добрая Диана! — вскричал граф, прижимая ее к груди и отвечая горячими ласками на ее ласки. — Какой прелестный сюрприз! Как я рад тебя видеть! Мы так давно не виделись!
— Так ты доволен?..
— В восхищении. Тебе удалось вырваться из этого вороньего гнезда?
— Не говори о них дурно, Жак; это ведь будет источник нашего богатства.
— Дай-то Бог! Впрочем, я знаю, они к тебе очень хороши. Долго ты у меня посидишь?
— Часа три-четыре; я спешу — к обеду надо быть дома.
— Мало!
— Что делать! Нельзя больше; но я тебя, кажется, стесняю?
— Меня? Нисколько.
— Ты собирался куда-то?
— Да, завтракать; но — sang Dieu! — ты ко мне приехала, сестрица, и я остаюсь; мы позавтракаем здесь вдвоем.
— Хорошо, тем более что мне надо с тобой поговорить.
— Отлично. Лабрюйер!
Слуга был, вероятно, недалеко, потому что сейчас же явился.
— Самый лучший легкий завтрак и тонкие вина! У меня в гостях сестра! — приказал граф, бросив ему несколько пистолей.
Слуга подхватил их налету и быстро выбежал из комнаты.
— Ого! Да ты богат? — заметила, улыбаясь, девушка.
— Счастливый случай, милая, в карты выиграл.
— Тем лучше! А вот тебе еще на разные разности.
Она положила ему в руку кошелек с деньгами, которые взяла у графини.
— Э! Что это такое? — весело воскликнул он. — Никогда у меня не было столько денег. О! Да тут по крайней мере пятьсот пистолей?
— Не знаю, братец, я не считала.
— Скажи, пожалуйста! Милая, да ты клад, что ли, нашла? Ты ведь откроешь, где, а?
— Это от тебя зависит, братец.
— Так дело в шляпе, Диана!
— Тебе очень хочется быть богатым?
— Душу бы отдал за это!
— Ну, хорошо! Значит, мы с тобой сговоримся.
— Да ведь между нами разногласия никогда, кажется, не бывает.
— Правда; однако идет Лабрюйер, спрячь кошелек.
— Да, ему не надо знать, что я богат.
Заперев деньги в комод, он положил ключ к себе в карман.
— Ну, а что Магом? Ты им по-прежнему довольна?
— Да, он очень предан мне.
— Прекрасно.
Вошел Лабрюйер, а за ним два мальчика с блюдами и бутылками.
Стол был живо накрыт.
— Остались еще у тебя деньги? — спросил граф.
— Нет, господин граф, я все издержал, — поспешно отвечал Лабрюйер.
— Вот тебе два пистоля. Там внизу Магом; ступайте завтракать в трактир напротив, да сядьте так, чтоб я мог видеть вас из окна и позвать, если понадобится.
— Слушаю, господин граф, — сказал слуга, с радостью положив деньги в карман.
— Вот еще два пистоля, — добавила Диана, — выпейте за мое здоровье; а главное, скажите Магому, что бы он покормил мула.
— Графиня, можете быть спокойны, — заверил ее, почтительно кланяясь, слуга.
— Ну, проваливай, дуралей, с глаз долой!
— Сию минуту! — воскликнул Лабрюйер и веселым прыжком очутился за дверью.
— А мы, сестрица, за стол! Sang Dieu! Я умираю с голоду, а ты?
— И я тоже; дорога придала мне аппетита.
Они весело принялись за завтрак. Лабрюйер добросовестно исполнил поручение: он истратил почти все деньги; завтрак был отличный, вина превосходные.
Сначала Диана и Жак больше молчали, изредка только похваливая блюда и вина; но когда они немножко утолили голод, разговор сделался оживленнее.
Граф слишком хорошо знал сестру, чтобы подумать, будто она, несмотря на всю свою дружбу к нему, проехала больше трех миль единственно ради удовольствия позавтракать с ним; поэтому он нетерпеливо ждал, что она скажет.
И девушке не меньше хотелось скорей приступить к цели визита.
— Ну, Жак, — обратилась Диана к брату, отодвигая тарелку, — ты говорил, что душу бы отдал за богатство?
— Да, сестрица; а ты сказала, что это от меня зависит.
— И опять то же скажу.
— Объясни, пожалуйста, каким образом?
— Жак, занимаешься ты иногда политикой?
— Я! А ты, сестричка?
— На досуге.
— Ну, а я так ни капли.
— Говори совершенно откровенно; я ведь предложу тебе союз.
— Говори по чистой совести, Диана, я принимаю заранее твои условия. Все, что ты скажешь, я сделаю беспрекословно.
— Не будешь ни минуты колебаться?
— Не буду!
— Клянешься?
— Клянусь своим именем и нашей дружбой, Диана!
— Вот моя рука.
— Вот моя.
— Хорошо, я верю. Теперь я тебе клянусь, брат, что дело или удастся нам, или мы, проиграв его, лишимся жизни.
— Лишимся жизни — пустяки, а удача — все! Но что же это нам может удаться?
— Быть богатыми, осыпанными почестями, возбуждать общую зависть.
— Отлично сказано, продолжай, сестрица, ты напоминаешь героиню древности.
— И мне, признаюсь, надоела жалкая жизнь, которую я веду; мне во что бы то ни стало хочется покончить с ней.
— Я тебе помогу всеми силами, будь спокойна.
— Хорошо! Ты за кого — за короля или за королеву?
— Я за графа Жака де Сент-Ирема и его сестру; а ты?
— И я тоже. Так ты не сочувствуешь ни одной партии?
— Ни одной.
— Отлично! А относительно религии ты за кого, за протестантов или за католиков?
— И до тех и до других мне нет никакого дела. У меня один Бог — золото!
— Превосходно! Слушай же теперь внимательно; я дошла до главного. Политическое положение у нас следующее. Король, стоящий всей душой за Люиня, который терпеть не может королеву-мать, всеми силами старается вырваться из-под ее опеки и удалить ее от управления государством. Королева, в свою очередь, терпеть не может Люиня, презирает сына и всячески хочет сохранить власть. Следовательно, между партиями идет ожесточенная борьба, которая могла бы продлиться еще долго, если бы королева-мать не заручилась уже несколько месяцев тому назад сильным помощником.
— О ком ты говоришь?
— О епископе Люсонском, Армане Ришелье, которого она сделала членом совета.
— Да, да, я слышал об этом человеке, о нем говорят мало хорошего; он из мелких дворян, интриган и очень честолюбив.