Огромный летательный аппарат медленно вздымался из водной пучины к небесам. Шаман подбежал к Сэдо и лизнул его за руку. - Что, дорогой мой, вижу я, ты постарел и думаю, что мне нужно поместить тебя вместе с твоим хозяином в камеру перевоплощения. Вслед за Шаманом к Сэдо подошел Емельян и промолвил: - Сэдо, мы с тобой говорили уже на эту тему, и я повторяю снова. Мне не хочется оставаться на Земле, я хочу познать Вселенную. Но прежде, чем ты заберешь меня к себе, пожалуйста, доставь меня на мою родину. Я хочу немного побыть там. Но, когда ты будешь покидать нашу планету, ты меня заберешь с собой. - Емельян, посмотри, пожалуйста, на себя. Для нас времени не существует, для вас же – это реальная субстанция. Она вершит над вами все, что подвластно ей. Ты слышал, о чем я только говорил. Вот когда ты пройдешь обработку в камере перевоплощения, я сразу же тебя доставлю к тебе на родину. Но прошу, не открывайся ни перед кем, хотя… я кое-что заблокирую в твоей памяти. - Сэдо, я тебя прекрасно понимаю, и не подведу, - Емельян улыбнулся и добавил, - и Шаман тоже. КОРАБЛЬ. КРАСНАЯ ПОЛЯНА. Сэдо с Содоном подошли к камере перевоплощения. - Содон, посмотри, что с ними. - Я это вижу не впервые. Шаман оказался маленьким щенком, вместо Емельяна лежал молодой человек. - Сэдо, вот теперь представь, они вернутся к себе домой, как воспримут их те, кто с ними раньше общался? - Содон, я думаю, те, кто воспримет их по-новому, ничего не поймут, потому что память вершит свое и может видоизменяться. Тем более на нее я буду воздействовать. - Все в твоей власти, ты опережаешь меня, но никаких препятствий я ставить перед тобой не буду. Светило солнце, веял легкий ветерок. Не было свидетелей в тот момент, когда летательный аппарат приземлился на Красной поляне. Первым из аппарата вышел Сэдо, затем Валдис и Ирша. Следом за ними появился Содон. - Вот, Содон, на этом месте я часто бывал, можно сказать, что это мое пристанище. Хотя моя спасательная капсула находится немного дальше. Но мне, как разумному существу, да и всем нам предстоит подойти к одному месту и отдать дань уважения тому человеку, которого я хорошо знал. Это был Леший – житель и отшельник этой «зеленой пустыни». Содон посмотрел на Сэдо: - Скажи мне, Сэдо, ты с ним лично какие имел отношения? - Я не превышал того, что можно делать нам. Я думаю, что тогда впервые, когда мы встретились, он видел в нас Богов. - Пусть будет так, но видел ли ты его информационную оболочку на тот момент, когда его тело перестало существовать? - Видел не только я, а все члены моего экипажа. Они подошли к месту, где находилась могилка Лешего. Содон немного постоял и отошел в сторону. - Сэдо, ты меня извини, но здесь я чувствую сильное выделение фосфора, а он на меня влияет. Из аппарата выбежал Шаман, вслед за ним вышел Емельян. Сэдо с Содоном обратили свой взор на них, и Сэдо сказал к Содону: - Я всему этому не удивлен и будущее человечества будет заключаться в этом перевоплощении. Емельян подошел к Сэдо и сказал ему, что хочет побывать в Бодайбо. - Я ничего не имею против, мы тебя быстро доставим туда, - сказал Сэдо. - Нет, Сэдо, я хочу вместе с Шаманом пройти по тем местам, где когда-то бывал. - Емельян, не жалеешь ли ты о том, что происходит на самом деле? - Нет, я доволен той участью, о которой мечтал. - Что ж, я рад за тебя. Ступай с Богом к тому месту, куда тебя так сильно тянет. Мы же пока побудем здесь. На этой поляне мы опять с тобой встретимся. Но учти, когда ты вернешься сюда, нас здесь не будет. Ты мысленно обратись ко мне, и я вернусь к тебе в любую минуту, даже опережая твою мысль. - Сэдо, прошу вас, не оставьте меня здесь навсегда. - Емельян, из-за знаний, что ты получил и ими руководствовался, я не вправе тебя здесь оставить. Но ты мне дал обещание. - Сэдо, повторяю, я никогда не подведу тебя, и покидаю вас не надолго. Емельян взял Шамана на руки и пошел той тропой, которая вела в сторону Бодайбо. Сэдо посмотрел ему вслед и подумал: «Боже, до чего люди прекрасны сами по себе, их тянет туда, где они были рождены. Но почему я так думаю, да потому что меня тоже зовет к себе моя родина, и я тоскую по ней. Но что будет с Емельяном, когда я его заберу с собой, ведь тоска-ностальгия присуща всем людям. С одной стороны, мне будет жаль его, а с другой – я могу сделать так, что он не будет помнить о своей родине, но это противозаконно. Хотя, как сказать. Если он будет находиться у меня в городе Стрэнэ, и только при его желании я могу возвращать его на родину. И пусть Бог меня за это простит. Лично я не хочу насиловать живое, и я преклоняюсь перед чувствами, которые заложены в живом организме. БОДАЙБО. ДОМ ПРОХОРА. Марфа управлялась на кухне, стряпала пельмени. В столбяной комнате сидели за столом отец Никодим, Евстигней и Прохор. Как ни странно, но они пили клюквенный чай. - Прохор, - отец Никодим обратился к нему, - я вижу, что после войны ты лишился ноги и руки, за что ты их потерял? - Да я и сам не знаю, просто воевал. - Ты воевал за Бога? - Отец Никодим, но как же сатана может воевать за Бога. - Да, Прохор, ты прав. Но поверь, на белом свете что-то происходит необъяснимое. Мы уже в преклонном возрасте и скоро нам придется уходить туда, точнее, в те места, о которых мы ничего не знаем. Но хочется до конца понять истину и знать, где она находится. Вот я священник, а что я знаю – ничего. Я просто преподношу то, что поведала мне когда-то моя бабка. Я то преподношу, но и сам вижу, что ничего не меняется, а хотелось видеть все иначе. Слушая все это, Евстигней заплакал: - Братья мои, мне тоже страшно умирать. Ну, что я видел в этой жизни, только тяжелую судьбу, голод и холод. Но я думаю, что пройдет много лет, и люди будут жить в своем благополучии. У них будет все, они будут жить, как живет сейчас наш царь. Отец Никодим встал, подошел к светящейся лампадке, перед которой находился образ Николая Чудотворца, помолился, стал на колени, три раза прикоснулся челом к полу и сказал: - Господи, сверши чудо, не прошу за себя и всех нас, кто здесь находится, а для всех людей. Чтобы никто не болел, чтобы люди жили в достатке. И пусть вера наша будет возвышать Тебя все время ради нашего всеобщего благополучия. Еще раз, Господи, прошу Тебя, сверши чудо. В это время вошла Марфа и поставила на стол пельмени, Евстигней засмеялся: - Отец Никодим, спасибо тебе, вот свершилось первое чудо. - Отрок, не смейся надо мной, не ради своего удовольствия я просил Господа Бога. Ведь мы заканчиваем свой век, подумайте, что останется в нашей памяти. Да просто ничего, только черное пятно, а ведь хотелось прожить жизнь по-божески. Мне не нужны богатства, ибо они приходящие и уходящие. Я хочу жизни вечной, хотя в это верю, и думаю, что там, в той жизни Прохор вернет все то, что утерял на этой проклятой сатанинской войне. Марфа стала за угол печки и заплакала. - Прохор, - обратилась она к мужу, - может вам дать наливочки? - Нет, Марфуша, спасибо. Когда можно было, ты запрещала, а сейчас уже ни к чему. Но если есть козье молоко, то дай. - Конечно, сейчас, - и Марфа вышла в сени за молоком. Вдруг она услышала некий шорох, который исходил от входных дверей, пищал щенок. – Прохор, Прохор, выйди сюда! - Марфа, ну что же там случилось, ведь я не могу так быстро. Сейчас выйдет отец Никодим. Отец Никодим перекрестился и вышел в сени: - Марфа, что такое? - Отец Никодим, послушай, я чувствую, что к нам просится в гости маленький щенок. - А ты что, боишься, выйти? - Нет, но не ровен час, сам знаешь, в какое время мы живем. В дверь постучали. Отец Никодим от этого стука подпрыгнул и снова перекрестился: - Кто там? - Отец Никодим, откройте, это я, Емельян. Отец Никодим снял с себя крест и приник к нему челом: - Свят, свят, свят. Да что же это такое? Емельян, ты сущ? - Отец Никодим, открой мне, пожалуйста. Если бы я был не сущ, Господь не позволил бы мне к вам прийти. Отец Никодим взял в руки вилы и промолвил: - Марфа, открывай дверь. Дрожащей рукой она сняла крючок входной двери, дверь распахнулась. В сени вбежал маленький щенок, почувствовав запах молока, он стал скулить под ногами Марфы. Вслед за щенком в сени вошел Емельян, отец Никодим выпустил из рук вилы и припал на колени: - Емельян, это ты? Боженька, мы ждали чуда, и вот оно явилось. Марфа же, увидев Емельяна, от удивления упала на кучу сена и закричала: - А-а-а… Прохор без костылей выбрался в сени, он думал, что банда Тимофея, блукавшая в этих местах, захватила его избу. Но увидел он странную картину, перед ним стоял молодой Емельян. - Скажи мне, ты что, явился к нам из сказки? - Прохор, считай, как хочешь. Но прежде чем тебе все расскажу, дай я тебя подниму, - Емельян поднял Прохора, завел в комнату и вновь посадил за стол. Евстигней, увидев молодого Емельяна, чуть не подавился от удивления, при этом замычав. Все присутствующие с особым вниманием смотрели на Емельяна. У Прохора в сознании что-то промелькнуло, он пытался вспомнить. Но нечто неведомое не давало ему это сделать, он заплакал, приговаривая: - Емельян, может быть, ты ответишь, что с восьмого года происходит с нами? Неужели мы попали в лапы сатаны? - Нет, Прохор, мы познали, что доселе нам было неизвестно. Со временем это познание придет не только к нам, присутствующим, а и ко всему человечеству. - Емельян, но ведь ты говоришь непонятным для нас языком. А где Шаман? - Прохор, вы разве его не видите, вот он здесь, и Емельян указал рукой на маленького щенка. - Мы постарели, а ты стал еще моложе. - Прохор, пожалуйста, не спрашивайте меня о том, что мне не позволено говорить. Я еще не был у себя дома, где сейчас находится мой дядя? - О, Емельян, он усох полтора года назад, так и не дождавшись тебя. Изба пустует, окна и двери заколочены. Мы все время ждали и надеялись, что ты скоро вернешься, и будешь там жить. - Да, я вернулся, но ненадолго. За все то время, когда меня не было, я очень тосковал по Бодайбо. Тем более за всеми вами, за Лешим. Вы, хотя бы изредка посещали могилу его. Когда я увидел ее, она была неухожена, а ведь мы все любили этого человека, а он любил нас и помогал нам во всем. - Мы обязательно навестим могилку Лешего и все сделаем. А нам ты сможешь помочь? Скажи, почему наш взор каждый вечер устремляется к небесам. Даже будучи на войне, какая-то сила заставляла делать меня это. Я смотрел на мигающие звезды. Пытался мысленно попасть, но туда я не попал. Рядом со мной взорвался снаряд, но я благодарен Богу, что он не попал в меня. Ты, хотя бы что-то можешь нам объяснить? В это время зашла Марфа, она поодаль обошла то место, где сидел Емельян. Встала возле иконы, перекрестилась и промолвила: - Сгинь, сгинь, нечистая, из моего дома. Емельян не выдержал и сказал: - Марфа, поверь, это же я, Емельян. Если бы здесь присутствовала нечистая сила, она бы не смогла находиться, потому что с нами отец Никодим. Ведь как ни как, он является священником, у которого на груди трепещется серебряный крест. Не обессудьте меня, но всей правды не могу вам открыть, хотя ее вы все когда-то видели. Но просто, вы ее не помните, и время этому еще не подошло. Марфа внимательно смотрела на Емельяна. Этот в прошлом немой человек, перед ее взором выглядел сейчас красивым молодым человеком, стройным и подтянутым. Где-то в глубине души своей, на какие-то считанные секунды, она его полюбила. В этот момент у Марфы на щеках появился румянец. Она подошла к Емельяну. - Пожалуйста, ущипни меня, - обратилась она к Емельяну. Прохор посмотрел на Марфу и промолвил: - Сейчас я тебя костылем ущипну. Евстигней так и сидел с открытым ртом, посмотрев на него, Прохор сказал: - Ну, че, протолкнуть тебе? В ответ послышалось только мычание. Прохор ударил его по спине, Евстигней сразу закрыл рот, а затем промычал: -Э-э-э, Емельян, возьми и меня туда, где ты был. Емельян опустил голову. « Я бы вас всех забрал, но я дал клятву Сэдо, что не нарушу ее до конца дней своих», - подумал он, а затем сказал: - Прохор, думаю, что вы все помните взрыв, который произошел у нас в тайге. - Отец Никодим посмотрел на Емельяна. - Неужто, это связано с твоим омоложением? – сказал он. - Да нет, отец Никодим, я просто вас спросил. - Конечно, мы все помним. Сейчас на том месте находятся, как же правильно сказать, проникатели. Прохор засмеялся и поправил его: - Отец Никодим, да не проникатели, а старатели. Они пытаются узнать, что же все-таки здесь произошло. « О, Боже, - подумал Емельян, - там же сейчас находятся Содон и Сэдо Сина. Если произойдет встреча с этими старателями…, хотя нет, такого не может быть. Сэдо с Содоном уйдут от встречи, ибо им все подвластно». - Емельян, чё, голову-то опустил? – обратился к нему Евстигней.- Ты знаешь, когда я выпью, все время вижу один и тот же сон. На какой-то большой железной повозке, я, как птица, летаю над нашей тайгой. - Евстигней, мало ли что может присниться. - Но я бы это не назвал сном, потому как наутро чувствую, что бывал там, видел все то, чё мне было дано. Но просыпался весь мокрый. - Ты что, ходишь под себя? - Да нет, от пота. - Братья мои, я скажу вам откровенно. Все то, что происходило с нами, это было реальностью. И то, что вы видите в своих снах, все это является вашей будущей жизнью. Но сейчас я пришел сюда, чтобы увидеть вас и проститься с вами. - Емельян, ты, разве собираешься умирать? - Нет, я не умру, а вознесусь далеко от вас, и по возможности буду возвращаться сюда. Но, извините меня, вас тогда уже здесь не будет. - Емельян, мы чё, сотлеем? - Именно так, ваши тела сотлеют. Но ваши души вознесутся туда, о чем вы даже и не мечтали. Прохор проглотил пельмень, запил молоком и спросил: - Может быть, я там найду свою руку и ногу? - Емельян подошел к нему и обнял его: - Прохор, я точно не знаю, но все возможно. Ведь ты помнишь, каким я был, и видишь, каким я стал. - Да, Емельян, я вижу, мне бы очень хотелось побывать на твоем месте. - Я не знаю, что тебе ответить и на это. Здесь, в Бодайбо, я пробуду всего несколько дней. Но у меня есть к вам предложение, всем вместе отправиться на Красную поляну. Ведь там заложен весь смысл нашей жизни. Что я имею в виду? Это могила Лешего. Мы ее приукрасим, и на этом месте может проявиться некое чудо. Отец Никодим перекрестился и подумал: «Неужели я тоже омоложусь, хотя мне это уже не нужно». Евстигней думал о своем: «Если Емельян знает что-либо чудотворное, он все равно расскажет нам об этом. Мы все это постараемся сохранить в своей памяти. Хотя я немножко эту радость все-таки разделю с Герасимом. А если он ничего не расскажет, то я буду глух и нем, каковым был раньше Емельян. В этой жизни мы есть холопы, и, чтобы нам не преподнесли, всему будем рады. Не хочется жизнь терять понапрасну. Вот Отец Никодим часто нам говорит о Боге, хотя и сам не знает, что и о чем он говорит. Спрашиваем о Боге, он только машет руками и говорит: это вот это, а это вот это. А я часто смотрю на своего быка, на грабли и вилы, и в этом для себя вижу Бога. Ничего мне непонятно в этой жизни. Но все надежды я возлагаю только на Емельяна. Я, как и Прохор не полностью, а помню то, что происходило с нами. Но все эти воспоминания уходят в бездну, туда, в темную тайгу, где живут только звери, да сильный мороз». Марфа тихонько подошла к Емельяну и средним пальцем дотронулась его уха. В один миг, отскочив от него: - Прохор, а он, действительно, живой. - Фу, дура, вот лепеха. Ты чё, думаешь, моя оселя является пристанищем для покойников? Пойди лучше ополоснись холодной водой, а после приготовь постель для гостя. - Прохор, авось постелить вам на сеновале? - Марфа, это будет прекрасно. Марфа все так и сделала. Забравшись по лестнице на верхушку стога сена, она расстелила одеяло и положила подушки. После чего, снова помолилась и попросила Бога о помощи. О какой помощи и сама не знала. Войдя в избу, она сказала: - Прохор, все готово. Но, как ты взберешься на этот стог? - Марфа, за это не беспокойся. Отец Никодим своими молитвами поможет мне взобраться. Хотя я думаю, что телесно он больше поможет. Все так и получилось. Отец Никодим с Евстигнеем и Емельяном помогли Прохору взобраться на стог сена. Затем они попрощались и удалились по своим домовкам. А Емельян и Прохор продолжили свой диалог: - Вот, Емельян, мы и остались с тобой один на один. Чё, ты, можешь мне сказать? - Прохор, я ничего не могу обещать, хотя мне очень хочется тебе помочь. Я знаю, что ты был мастеровым, мог делать все. И мне хочется, чтобы ты возродил себя. - Емельян, ты видишь, какой я есть. И я тебе скажу откровенно: Господь нас рождает, но после почему-то не возрождает. - Ты очень заблуждаешься. Вот посмотри на простор небесный. - Да что мне на него смотреть, я с самого детства смотрю и не нахожу в нем никакой ясности, я имею в виду, для ума. Прелесть и всю красоту этого простора, конечно, я вижу. Но опять же, сейчас они меня не радуют. Ведь хотелось жизнь прожить по-другому. Я искал счастье в Харькове, Купянске, Омске и Томске, но так его и не нашел. Потому что видел везде сплошное горе, а точнее говоря, печаль. Вот я воевал, стал калекой, но до сих пор не знаю, за что воевал. Не только мной, но и всеми нами руководила какая-то неведомая сила. И все это я чувствовал. Она являлась не от Бога, хотя мы воевали за правду, но за какую правду? То ли за Божью, то ли за дьявольскую, мы до сих пор не знаем. Нас травили газом, вот чего, а этого я сильно боялся. Кто придумал этот газ? - Прохор, не знаю, кто придумал, но то, что в моих силах, и моих возможностях, я постараюсь тебе помочь. Думаю, что на это получу добро. - Емельян, извини, я закурю. От вершины скирда пошел дым. Марфа, увидев его, закричала: - Прохор, да что же вы там делаете, ведь сгорите. - Вот видишь, Емельян, что происходит. На протяжении многих лет, прошу Господа Бога, чтобы угомонил этого зверя. Поверь, зверя добродушного. Да, она мне надоедает, но думаю, что все это она делает из-за любви ко мне. Ведь не бросила меня в тот момент, когда вернулся к ней с фронта калекой, - и Прохор крикнул Марфе, - Марфуша, успокойся, не сгорим мы! Ступай спать! Марфа удалилась. А Прохор с Емельяном лежали молча и смотрели на звездное небо. Где-то там, вдалеке сверкали яркие метеориты, они появлялись и моментально угасали, сгорая в атмосфере. Каждый из них думал о своем. Прохор думал о новом возрождении. Емельян в это время жалел о том, что скоро покинет это до боли родное место. Но душа ему помогала, она глаголила: ты сюда еще вернешься и встретишь всех, кого со временем утеряешь, совсем молодыми. Никто из вас не умрет. Послышался сильный храп. - Прохор, Прохор, ты живой? Прохор открыл глаза, встряхнув головой, он промолвил: - Слушай Емельян, у всех нас какие-то странные имена. Откуда они произошли, мы не знаем. Вот сейчас я немного вздремнул, и мне пригрезилось, что со мной говорил некий Сэдо. По телу Емельяна пробежала дрожь: - Прохор, но ведь я тебе ничего не говорил. - Да не в этом дело. Я только во сне с ним говорил, точнее не я говорил, а он меня спрашивал о тебе. - Прохор, успокойся, это тебе приснилось, спи, потому что скоро нам предстоит далекий путь. - Я согласен с тобой, но мне все равно придется находиться в повозке. Как прискорбно на все это смотреть. Но если ты не против, то мы возьмем побольше провизии и той наливки, которой более семи лет. Нам нужно отдать дань уважения Лешему. Емельян, вот чувствую, что там случится, нешто такое… Ты мне сейчас не сможешь сказать… - Нет, Прохор, в этом я бессилен. И не хочу подводить тех…, - он хотел сказать слово людей, но затем продолжил, - кто спас меня, да и все остальное, что находится внутри меня. - Емельян, ты так загадочно говоришь, что я полностью отдаю себя, нет, не тебе, а Господу Богу в руки. Ты загадочен, но я верю тебе. Я очень часто видел смерть, и при этом убеждался, что именно при этой смерти умирает только тело, а видел я и другое, а именно в тот момент, когда стал калекой. Весь окровавленный и в грязи, коновал зашивал мне раны. Боли я не чувствовал, потому что свое тело видел со стороны. Может быть, все это было из-за того, что перед операцией он дал мне выпить стакан спирта. Да, спирт на меня сильно подействовал, но не до такой степени, чтобы я поймал белку. Хотя и фамилия моя Белкин-Белый. - Прохор, я не знаю, как поступлю, но если мне будет дозволено, постараюсь тебе помочь. Прохор посмотрел на Емельяна и невольно подумал: «Смотрю я на тебя и вижу, ты чем-то приукрашен, а именно своей молодостью. Значит, ты был там, где были и мы. Но все это от нас как бы отрезано. Ну что ты сможешь для меня сделать?». Эти чувства или мысли Емельян прочувствовал и тоже подумал: «Будь моя воля, я бы тебя исцелил на все сто процентов». Прохор сидел с опущенной головой, затем промолвил: - Емельян, идем в избу. - Зачем? Тебе плохо на сеновале? - Мы вместе уговорим Марфушу и прямо с утра отправимся на Красную поляну. - Прохор, но мне нужно еще побыть в Бодайбо. Я хочу увидеть своих друзей. - Емельян, извини меня, но твоих друзей здесь почти нет. Из тех, кто был жив, то ли уехал, то ли погиб на войне. Но мне кажется, что тебе не надо появляться среди тех, кто тебя знал, как немого. Давай помечтаем о нашей будущей жизни, хотя, сколько ее еще осталось. - Эх, Прохор, Прохор, если бы ты все знал. Но я буду молчать до конца, пока перед тобой не откроется вся истина, о которой ты даже и не мечтал. Но в этой истине несколько лет назад ты пребывал. - Емельян, я не понимаю тебя. - Со временем ты все поймешь, и давай все-таки будем спать, - они вновь направили свой взор в ночное небо, где светились звезды, появлялись яркие вспышки, что-то по небу носилось, сгорало и вновь возрождалось. Емельян знал, что происходит там, Прохору же было невдомек, и он уснул. По восходу солнца Емельян проснулся, рядом с ним лежал Прохор. - Прохор, проснись, уже заутреня. Прохор открыл глаза, осмотрелся и промолвил: - Емельян, где все-таки находится Сэдо Сина? - Опять же я тебе ничего не могу сказать, ибо это только сон, который тревожит твою душу. - Но я надеюсь, сон мой сбудется. Послышался глас Марфы: - Эй, мужики, вы там живы? - Да, Марфуша, живы. Я бы сейчас съел пельмешек. - Прохор, дорогой ты мой, сейчас я поколочусь и сделаю все. Ведь скоро сюда придут отец Никодим с Евстигнеем. Они тебя опустят вниз. Прохор заплакал: - Емельян, вот видишь, вроде бы я живой, но бесполезен в своей семье. Какой прок от меня. А ведь ты знаешь, каким мастером я был. - Прохор, ты мне наступил на пяту мою. Поверь, если я попрошу тех людей, с которыми общаюсь, чтобы они помогли тебе, ты можешь представить, что будет твориться в Бодайбо? - Конечно, я все понимаю, но ведь для одного человека можно что-либо сделать? Ты понимаешь, но я даже не знаю, о чем прошу тебя. - Прохор, дай мне возможность обойти свою деревню. Я не хочу показать себя сверх чудодейственным. Но моя душа просит увидеть все то, что когда-то воспринимал иначе. - Что ж, ступай, но я тебя буду ждать.