– Кулик прилетай?
– Нет, дедушка, это не кулик – это самолет, – ответил один из милиционеров.
– Нет. Кулик не прилетел, – сказал Таманцев.
– Эх, жалко! Но проходить, гость в дом – радость в дом. Давно никто не приходить, давно никто не прилетать.
Таманцев отвел Блинова в сторону.
– Андрей, останешься с Мариной у старика, а мы – к порогам на Чулакан. Загоним гидроплан в какую-нибудь протоку, а сами устроим засаду. Как только они пройдут пороги, мы и будем их брать. Отсюда до стойбища шамана пять-шесть дней пути, если двигаться вдоль реки. Если все пойдет нормально, брать будем рано утром. Когда это случится, я не знаю. Все зависит от скорости, с какой они движутся, но, думаю, не позднее двух недель.
– Нет, Таманцев, я пойду с тобой. С Мариной оставим пару милиционеров.
– Нет, Блинов, ты останешься! Диверсантов постараемся взять живьем. А ты, со своей незалеченной рукой, в рукопашной – плохой боец. Будь на связи в семь утра и семь вечера.
Андрей насупился, но смолчал. Таманцев подошел к шаману.
– Дедушка, вот эти два товарища останутся у тебя, а мы улетим по делам. Скоро вернемся.
– Пускай оставайся.
Шаман вернулся к костру и уселся, скрестив ноги. Андрей и Марина тоже присели у костра. Старик, наверно, действительно был великий колдун – гнус, налетающий густыми облачками, буквально обтекал шамана, не трогая его. Не трогал гнус и собак. Собаки тоже были очень странными. Они буквально не отходили от Марины, а когда она на них смотрела, начинали вилять хвостами. И ещё они ничего не брали у чужого – ни сахар, ни хлеб, ни мясо. Посмотрят, понюхают и снова смотрят на тебя. Наверно, шаман их так воспитал. Шаман что-то говорил, мешая русские слова с эвенкийскими. И под конец он сказал:
– Серый шинель прислал товарища с капля крови огненный орла. Хорошо, однако. Дух будет радуйся.
– Андрюша, ты понимаешь, что он говорит?
– Не обращай внимания. Он, наверно, лет шесть не говорил по-русски. Единственное, что я понял, что товарищ – это я, а товарища – это ты.
Шаман нежно поглядывал на Марину, все время норовил погладить ее по руке.
– Марина, я начинаю ревновать, – сначала собаки, а теперь и шаман не сводит с тебя глаз.
Марина фыркнула и шепнула на ухо Андрею: – Не ревнуй! Против тебя у этих старых кобелей нет никаких шансов.
– Ладно, шамана я сейчас отвлеку, а с собаками я не знаю, что делать, – это любовь с первого взгляда.
Андрей развязал рюкзак и достал бутылку водки. Шаман заулыбался шире.
– Мариша, я понял – вот она – кровь огненного орла.
Через три дня вечером, во время сеанса связи, Таманцев сообщил плохие новости:
– Андрей, я их засек. Высадились в трех днях пути от порогов. Их четверо, плюс проводник – парнишка-эвенк. По-моему, собираются идти напрямик через тайгу. Планы меняются – наши подойти с порогов не успеют, придется нам брать их с тобой вдвоем. Напоминаю, что хотя бы одного надо взять живым.
На следующее утро новости были более оптимистичные.
– Они возвращаются к реке – парнишка сбежал. Иду за ними. Возвращаемся к первоначальному плану.
Еще через четыре дня томительного ожидания вечером Таманцев сообщил:
– Андрей, они встали лагерем у порогов. На рассвете будем их брать.
Андрей сообщил эту новость Марине – наконец-то завтра все закончится. Закурил папиросу, ожидая сеанса связи с Алехиным. Наконец последовал вызов:
– Андрей, задержи Марину, на батареях её отпечатки пальцев! Немедленно!
«Марина – враг?! „Крыса“?! Не может быть! Это какая-то ошибка!» – внутренне Андрей еще сопротивлялся, но рука уже потянулась к автомату. Звук выстрела и острая боль в бедре бросили его на землю. Он зажал рану и повернулся на спину.
– Не дергайся, Андрюша, тогда немного ещё проживешь.
Над ним стояла улыбающаяся Марина с пистолетом в руке. Возле костра в неестественной позе лежал шаман. Марина откинула ногой автомат и оттащила в сторону рацию. Блинов зажал рану рукой: «Сквозное ранение – кость, кажется, не задета».
– Марина, зачем, почему?..
– А я не Марина, я – Софья. Софья Храпова. Зачем, почему? Лучше спроси – за что?! За мое счастливое детство – я родилась в лагере! За мою мать, умершую от непосильного труда за колючей проволокой. За моего мужа, убитого вами! За моего мертворожденного ребенка! За моего отца!
– Постой! Так, значит, ты сама убила отца?