Она светит ровным голубовато-белым светом, а если бы я сунула руку в грудь и вытащила ее, словно наглядное пособие на уроке, вы бы увидели, что она с изъяном. Там, где ее разрывали пополам, остался маленький шов. Я сложила половинки вместе, и пока вроде бы все работает нормально, но у меня нет никакого желания проверять свою жизненную нить на прочность.
– Ну ладно, – Джейкоб вытягивает шею, – по-моему, здесь никого нет. Давай вернемся.
Я и сама нервничаю не меньше, но не уступаю. Здесь кто-то есть. Должен быть. И может быть, не один. Так уж устроена Вуаль: она возникает, только когда рядом есть призрак. Это что-то вроде занавеса, отделяющего живых от сцены, на которой привидения снова и снова проигрывают последние события своей жизни – то, что случилось с ними и не дает перейти дальше.
Мои руки тянутся к камере на шее, и зеркальная подвеска в руке звякает о металл корпуса. Звук эхом отдается в темноте.
Мои глаза привыкают к темноте, и я вижу, что здания вокруг парка нет, оно исчезло, стертое временем – если, конечно, оно уже было тогда построено, – или границами этого конкретного промежутка, кому бы из призраков он ни принадлежал.
Остается понять, в чью жизнь – или, скорее, смерть – мы попали.
Ночное небо светлеет, озаренное слабым оранжевым заревом.
– Ой, Кэсс! – ахает Джейкоб, глядя поверх моего плеча.
Я поворачиваюсь и замираю от удивления.
Жана Живодера там нет, зато есть дворец.
И он охвачен пожаром.
Глава третья
Значит, туман – это вовсе не туман, а дым.
Поднимается ветер, и огонь разгорается сильнее, вокруг темно от сажи. Я слышу крики, стук каретных колес по камням. Сквозь дым различаю несколько человек на лужайке, они смотрят на пожар.
Я подхожу ближе, поднимаю фотоаппарат и делаю снимок.
– Кэсс… – голос Джейкоба звучит глухо. Повернувшись к нему, я не вижу ничего кроме дыма.
– Джейкоб! – зову я, кашляя. Дым дерет горло, заползает в легкие. – Где…
На меня кто-то налетает. Я падаю на траву, мужчина роняет ведро, которое тащил. Оно катится по земле, разбрызгивая что-то черное, противное. И я сразу понимаю, что мы попали именно в его историю за Вуалью. Всё остальное здесь – лишь декорации, все остальные – всего лишь куклы, а в глазах этого мужчины, когда его взгляд падает на меня, я вижу огонь страдания.
Я неуклюже поднимаюсь на ноги, хочу поднять медальон, чтобы отправить призрака…
Но на моем запястье нет цепочки, и зеркальце не качается, как маятник…
Я верчу головой, всматриваясь в то место, где я упала – вот оно, зеркало, блеснуло в траве! Видно, соскользнуло. Только дотянуться до него я не успеваю. Призрак хватает меня за ворот, тащит к дереву. Я пытаюсь вывернуться из его рук – но, хотя он дух, а я нет, Вуаль уравнивает наши силы.
– Джейкоб! – кричу я. Мужчина злобно выкрикивает что-то по-французски. Что именно – загадка, но в его голосе такая злоба и ненависть, что и без слов все ясно. Вдруг он замирает, увидев камеру, которая болтается у меня на груди.
Нет, его привлек не фотоаппарат, с ужасом понимаю я. Нить. Голубовато-белое свечение моей жизни. Он тянет руку, а я отчаянно извиваюсь, вырываюсь из жадных рук…
– Эй! – раздается знакомый голос. Призрак оглядывается, а Джейкоб ловко нахлобучивает ему на голову ведро.
Человек шатается, смола течет по его лицу, и я, рванувшись, падаю. Оказавшись на свободе, я хватаю упавший медальон. Полуослепший призрак на ощупь бредет ко мне.
Я снова поднимаюсь на ноги, как щит выставив медальон перед собой.
Призрак внезапно останавливается, его внимание приковано к поверхности круглого зеркала.
Лара объяснила мне: зеркала отражают правду. Показывают призракам, каковы они на самом деле. Зеркало помогает заманить призрака в ловушку, но в нужное место его отправляют слова, заклинание. Всего неделю назад я и не знала, что такие слова существуют, ничего не знала о власти зеркал, о нитях жизни. А сейчас я стою перед призраком и… и вдруг понимаю, что в голове у меня пустота.
Я не могу вспомнить заклинание.
В панике пытаюсь вспомнить… Ничего.
И тогда Джейкоб, наклонившись, торопливо подсказывает мне на ухо:
– «Смотри и слушай…»
Уф! Я тут же все вспоминаю!
И снова обретаю дар речи.
– Смотри и слушай, – приказываю я призраку. – Узри и узнай. Вот что ты такое.
Вуаль вокруг идет волнами, призрак тает, становится все прозрачней, я уже могу видеть сквозь него. Вижу черную нить, свернувшуюся змейкой в его груди. Без света, без жизни.
Протянув руку, беру нить – последнее, что удерживает его здесь, в этом мире. Нить холодная и сухая, как опавшие осенние листья. Я выдергиваю нить, она хрустит в моих пальцах. И исчезает с ладони, как струйка дыма.