На дюральке же тем временем вызревала паника.
— Что ж мы торчим на фарватере! — причитал Лёва. — Толик, давай к берегу, в конце-то концов…
— Лезь за брезентом, — распорядился Толик. — Сейчас здесь будет мокро. Ну куда ты полез? Он у меня в люке.
— В люке? — возмутился Лёва. — Додумался! Нарочно, чтобы меня сгонять?
Он взобрался на сиденье и неловко перенёс ногу через ветровое стекло. При этом взгляд его упал на яхту.
— Эй, на «Пенелопе»! — завопил Лёва. — Паруса уберите! На борт положит!
Он выбрался на нос дюральки и по-лягушачьи присел над люком.
Тут-то их и накрыла гроза. Дождь ударил крупный, отборный. Брезент изворачивался, цеплялся за всё, что мог, и норовил уползти обратно, в треугольную дыру. Лёва высказывался. Сзади сквозь ливень маячил смутный силуэт яхты с убранными парусами. Валентин на заднем сиденье старался не утопить чужую проволоку и прикидывал, что с ним сделает промокшая жена на берегу за эту бог весть откуда приползшую тучу.
Но когда ни на ком сухой нитки не осталось — выяснилось вдруг, что гроза не такая уж страшная штука.
— Ну что, мокрая команда? — весело заорал Толик. — Терять нечего? Тогда отдыхаем дальше!..
Совпадение, конечно, но всё-таки странно, что молния ударила в аккурат после этих самых слов.
2
Всё стало ослепительно-белым, потом — негативно-чёрным. Волосы на голове Толика, треща, поднялись дыбом (не от страха — испугаться он не успел). Предметы, люди, сама лодка — всё обросло игольчато-лучистым ореолом. Прямо перед Толиком жутко чернело перекошенное лицо Лёвы в слепящем нимбе.
Это длилось доли секунды. А потом мир словно очнулся — зашумел, пришёл в движение. Лодка тяжело ухнула вниз с полутораметровой высоты, оглушительно хлопнув по воде плоским днищем, затем угрожающе накренилась, встав при этом на корму, и какое-то время казалось, что она неминуемо перевернётся. Лёва кувыркнулся через ветровое стекло и, ободрав плечо о худую наждачную щёку Толика, шлёпнулся за борт.
Этот незначительный толчок, видимо, и решил исход дела — дюралька выровнялась. Толик, опомнившись, ухватил за хвост убегающую за борт брезентовую змею и рванул на себя. На помощь ему пришёл Валентин. Вдвоём они втащили в лодку полузахлебнувшегося Лёву и принялись разжимать ему пальцы. Вскоре он затряс головой, закашлялся и сам отпустил брезент.
— Все целы? — крикнул Толик. — У кого что сломано, выбито? А ну подвигайтесь, подвигайтесь, проверьте!
— Вот… плечо обо что-то оцарапал, — неуверенно пожаловался Лёва.
— И всё? — не поверил Толик.
Он перевёл глаза на Валентина. Тот смущённо пожимал плечами — должно быть, не пострадал вообще.
И тогда Толик начал хохотать.
— Плечо… — стонал он. — Чуть не сожгло, на фиг, а он говорит: плечо…
Мокрый Лёва ошарашенно смотрел на него. Потом тоже захихикал, нервно облизывая с губ горько-солёную воду. Через минуту со смеху покатывались все трое, да так, что лодка раскачивалась.
Но это им только казалось — дюралька танцевала совсем по другой причине. Истина открылась в тот момент, когда друзья перевели наконец дыхание.
Большая пологая волна выносила судёнышко всё выше и выше, пока оно не очутилось на вершине водяного холма, откуда во все стороны очень хорошо просматривался сверкающий под тропическим солнцем океан. Приблизительно в километре от лодки зеленел и топорщился пальмами гористый остров. Ничего другого, напоминающего сушу, высмотреть не удалось.