Сама кафедра была огромной, человек семьдесят, в основном все очень пожилые мужчины. Я не знала их имен, не знала, кто они, когда я слышала их выступления — я чувствовала отголосок прежнего мира, жизни философских кафедр в советское время. Тот же язык, то же мышление. Когда они говорили, я понимала: все, что происходило в философии в большом мире в последнюю половину века, существовало где-то далеко, вовне и вдали, а здесь жила память об истмате, диамате, существовал советский преподаватель философии, серьезный невысокий лысый мужчина в пиджаке и очках. Маленький уголок, один из многих, где сохранилось потерянное время, пережило клоаку девяностых, бандитский беспредел, нашествие свободного рынка, укрылось от тампонов тампакс и резинок орбит, от буржуазной философии, от величайшего философа Хайдеггера, от столетнего Гадамера, гениального Витгенштейна, от структуралистов и постструктуралистов, от спекулятивного реализма, от всех плоский онтологий и темных течений, от всех трендов, которые так любит Будущее. Здесь, в уголке потерянного времени, этот серьезный невысокий лысый мужчина в пиджаке и очках постарел, сгорбился, весь как-то обветшал, но продолжает жить и хранить свое время и память в этом укрытии-мавзолее, продолжает укрываться не только от Будущего и новейшей западной философии, но и от досократиков, Платона, Аристотеля, Гегеля, Ницше, от всех тех, кого привык преподавать, излагать в определенных, жестких, фиксированных схемах. Но Будущее все равно вмешивалось, врывалось, требовало публикаций в базах Scopus и Web of science, требовало сокращений, увольнения стариков, превращения преподавателей в менеджеров, работающих по контракту и вынужденных постоянно бояться.
На самом деле Будущему было все равно, кто перед ним — серьезный невысокий лысый мужчина в пиджаке и очках — советский преподаватель философии в техническом вузе, или точно такой же с виду, а может, и какой-то другой мужчина, например, высокий и с бородой, без очков и в свитере — настоящий философ, мыслитель, преподаватель от Бога. Или и вовсе не мужчина, а женщина, одноногая чернокожая лесбиянка. Будущее требовало увольнения всех, кто не соответствует формальным менеджерским критериям эффективности. Будущее проводило реформу во всех вузах страны. Оно делало это вместе со своим сообщником-Государством, стариков в пыльных пиджаках увольняли, и они уезжали к себе на дачи вскапывать грядки, выдающихся мыслителей тоже увольняли, и они становились бродячими софистами, уходили странствовать по стране, приставали ко всем встречным-поперечным, жонглировали и показывали фокусы, надевали на себя красные клоунские носы и начинали выступать в бродячих цирках.
Заведующим нашей кафедрой и главным редактором гуманитарной серии журнала, где я работала, тоже был писатель; нас набиралось на кафедре уже трое вместе с ним и Сашей П. У нас с ним сложились очень хорошие отношения, он приглашал меня как поэта на радиопередачу, которую вел вместе с папой любимого, незабываемого Коли Грякалова.
Я любила этот вуз, его монументальные корпуса и вековые деревья, тенистые аллеи его парка и светлые просторные аудитории, я любила преподавать, и мне нравилось работать в журнале, и я по-прежнему любила Софию и не мыслила своей жизни без нее. Я была сотрудником кафедры, которой заведовал хороший писатель, очень симпатичный мне человек, и рядом со мной работал хороший поэт и мой старый приятель. Меня еще помнили на философском, все связи еще были живыми, даже туда еще оставались шансы вернуться. Все вокруг были готовы помочь мне с диссертацией. Проблемы были только у меня в голове. Будущее было открыто, доступно, лежало рядом, протяни руку — и бери. Постоянным фоном, краем глаза я видела возможность своей альтернативной жизни, где я защитила диссертацию, получила ставку доцента, развиваюсь в философии и вся живу ей, пишу философские книги, и меня считают современным философом в той же степени, что и современным поэтом. В этой альтернативной жизни у меня было много сил, я была здорова и продолжала жить вместе с моим первым мужем в ничем не омраченной любви. Но в моей реальной жизни тем временем происходил распад, и все, к чему я прикасалась, утекало из моих рук.
6
Весной 2013 года у меня случилась любовь. Мы беспрерывно переписывались с человеком, в которого я влюбилась, по скайпу, когда я сидела в редакции, — он жил в другом городе. Это чувство наполняло и преображало всю мою жизнь. Для меня это было Живое, Настоящее, огромное вселенское чудо. Я очень любила этого человека и очень мучилась тогда, вся разрывалась, не знала, как правильно разрешить эту ситуацию, и все делала неправильно, как обычно. Я была одновременно бесконечно счастлива и бесконечно несчастна. Я летала, как на крыльях, а потом падала в бездонные пропасти и не могла сосредоточиться вообще ни на чем. Я приходила в аудиторию и не знала, что говорить студентам. Давала писать какое-нибудь сочинение, выходила из аудитории и бродила по коридору туда-сюда. В уме, сердце и во всем теле щебетали птицы.