Но это было не всё. Когда женщина, завладевшая сознанием Софы, сказала, что теперь мы связаны, это оказалось буквальным. Я чувствовал волнение любимой, чувствовал, когда она в беде, когда ей больно, и она чувствовала то же самое. Я ощущал, как она черпает магию из своего источника, то же было и с Софочкой. Возможно, Раскол действительно однажды вернётся. Но не сейчас. Мы очень сильно её помяли, так, что взрыв от соприкосновения света и тени разлетелся по всему королевству и смёл существ тьмы, что были на мили от нас. Мне часто снилось, что я и Софа стоим друг напротив друга, и вытягиваем магию из источников друг друга, перемешивая и сплетаясь воедино. Я не хотел об этом думать. Не сейчас. Не после того, что мы пережили, не во время покоя и мира.
Софа ёрзала на кровати рядом со мной и обнимала за живот.
— Рафи, а Рафи.
— М? — вздохнул я, не желая подниматься.
— Я тебя съем.
— Успехов.
— Ну я голодная, давай вставай.
— Я тебя люблю, я говорил?
— Да.
— Так вот, Отелло Дездемону тоже любил, и задушил. Намёк чуешь?
— Ты злой, — Софа улеглась на меня, жамкая живот. Я начал посмеиваться, ибо было щекотно. — А у кого это у нас такой аппетитный и большой сочный животик?
— Софит, пусти! Хих, ну хватит, ну я спать хочу!
— Одиннадцать утра, уже стыдно спать!
Я молча спихнул её на кровать и перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку.
— Всё, пузико не дам больше, ты меня обижаешь.
— У тебя не пузико, у тебя полноценное шикарное пузо. Ну дай! — она стала пытаться растолкать меня. — Ну Рафи!
— Шикарное пузо хочет спать.
— Ладно, — она спрыгнула с постели. — Спи.
— Ура.
— Я съем все абрикосовые и шоколадные пончики, и тебе не оставлю.
Я аж проснулся.
— Ты… это издевательство! Это шантаж! Грабёж! Дискриминация! Унижение по весовому признаку!
— Не надо! Издевательство, шантаж, грабёж и дискриминация — да, но по весовому признаку я тебя никогда не унижала!
— Меня оскорбили, обманули и унизили! — причитал я. — Констебли, стража! У меня забирают одну из двух радостей в жизни! Причём, одна забирает вторую!
— Ну всё, вставай, — усмехнулась Софочка. — Пошли завтракать.
— Мне лень, я пельмень.
— Гм, может, мне попросить принести завтрак в спальню? Я всё равно потом хотела сюда прийти.
— Зачем?
— Затем, что у меня есть один любимый толстячок, который любит покушать.
Я моргнул.
— Намёк понял, одеваюсь.
— Круассаны брать?
— Да, штук двадцать.
Она сильно поцеловала меня в щёку, ущипнув за складочку на боку, и выскочила, услышав мои писки-визги. Через полчаса я был в камзоле, который мне подогнал Верд, дабы я «выглядел попрезентабельней», и ждал, когда меня покормят. В спальню вошла целая процессия из слуг и служанок с подносами и кувшинами. У меня заурчало в животе, едва я унюхал запах сладких свежеиспечённых вафелек с сиропом и пончиков с абрикосами и шоколадом. Софа выпроводила слуг, закрылась, и подсела ко мне.
— Ну-с, с чего начнём, мой кругленький?
— Со всего понемногу, — сказал я, облизнувшись и поглаживая проголодавшийся животик.
В общем, когда я устал заворачивать в блины сосиски, а из вафель и пончиков делать тосты, я вздохнул и развалился в кресле.
— Софа, код синий.
— В смысле? Уже наелся, пирожок? — она облизывала пальцы, которые измазала в меду с орехами.
— Нет, но я устал. — я жалобно на неё посмотрел. — Покорми меня, я ещё голоден. Пожааааалуйста.
— Мой ты разленившийся толстенький котик, — протянула она игриво, встав над моими коленями и упёршись руками в подлокотники. — Ну конечно покормлю, сладенький. Раз животик хочет, кушай. Что тебе дать, милый?
— Там креветки красиво лежали… — жалобно и слегка капризно сказал я. — И ветчина очень симпатично на меня смотрела.
— Сейчас, секунду подожди, — Софа взяла блюда с креветками и ветчиной. — С соусом?
— По очереди. Сначала с ним, а потом без.
— Как скажешь, кругленький. Открывай ротик.
Я ел и ел. И пока жевал и чувствовал, как заполняется, и даже переполняется мой животик, я задумался. И пришёл к неутешительному выводу, после которого грустно и тяжело вздохнул, взявшись от дискомфортной боли за пузцо обеими руками.
— Ты чего? Переел? — Софа поспешила поласкать мне животик.
— Да нет, я тут просто подумал и осознал, что совсем разленился.
— В смысле?
— Я так привык, что ты меня сама кормишь… откармливаешь… какое слово подобрать?
— Помогаю отъедаться после стресса.
— Хорошо, я так привык, что ты сама мне помогаешь отъедаться после стресса, что уже даже представить боюсь, как раньше ел сам.
— Ну, знаешь, всегда приятно, когда о тебе заботятся. С чего ты взял, что разленился?
— Хотя бы с того, что позавчера я до креветок с ветчиной добрался сам. Тебя не напрягает, что я… ну получается, сам прошу себя откармливать?
— Вообще нет. Мне даже нравится. Просто ты такой… как сказать… — она похлопала меня по животу. — Разъевшийся, ленивенький, пассивный… как настоящий домашний толстый котик. Я думала, ты знаешь, что нравишься мне полненьким.
— Я и знаю, просто… стесняюсь, наверное.
— Чего? Его, или бочков? — Софа аккуратно ощупала мне бока. — Ох, так бы и хватала тебя за эти складочки.
— Спасибо конечно, но не их. А наверно, собственной лени.
— Рафи, ты толстенький и ленивенький пончик, который любит покушать. И я тебя таким люблю. Потому что ты не только классный, добрый и сильный, а ещё и мягонькая уютная плюшечка.
Я благодарно улыбнулся, и потянулся её поцеловать. Но мне не удавалось подняться или повернуться из-за тяжести — не позволял живот. Я кряхтел и ёрзал в кресле, придерживая рукой раскормленное пузо, смещавшее центр тяжести.
— Ты чего? Давит? Дискомфортно? — спросила Софочка, взяв меня за складочку на боку.
— Сейчас… нгх… живот мешает…
Она прям растаяла.
— Ты такой… если я скажу «пузатенький», тебе не будет обидно?
— Мне будет обидно только если ты меня жирным ублюдком назовёшь.
— Не назову, обещаю. Что ты хочешь сделать, мой пузатенький?
— Вообще тебя поцеловать.
— Так бы и сказал, мой сладкий, — она подалась вперёд и уткнулась мне в губы.
Я начал целовать её, но на долгий и трепетный поцелуй мне не хватило дыхания из-за того, что я так разъелся. Так что поцелуев было четыре. Я усадил её себе на колени.
— Рафи, может, не надо?
— Всё хорошо.
— Тебе не тяжело держать меня с твоим-то животиком?
— София, если я однажды скажу, что мне тяжело тебя держать, то дарую тебе полное право дать мне по лицу.
— Спасибо конечно, но я за тебя же волнуюсь.
— Мне так удобнее. И так препятствий меньше, — усмехнулся я, невольно тряхнув тугим животом.
Софа обняла меня, массируя брюшко. Сейчас она была уже такой же, как когда я её впервые увидел. Милой пышечкой. Моей пышечкой.
— Кругленький.
— Да, пышненькая?
— Ты сильно ёрзал сегодня ночью. Снова сон, где мы соединяем магию?
Я поджал край губ и кивнул.
— Да. Знать бы, к чему он.
— Рирз шарит в толковании снов, может, спросим у него?
— Обязательно. Только после того, как я разберусь с этими пирожными, — сказал я, глядя на тарелку больших заварных пирожных с ежевикой на верхушке.
Софа нежно улыбнулась, кивнула, и поднесла ко мне одно. Я ел, она меня ласкала, а за окном в свои владения уверенно вступала осень. Софочка права, нам стоит спросить у Рирза, раз мне снится много раз один и тот же сон. Узнав, мы наверняка найдём новые приключения на свои жопки, наверняка нас встретят новые загадки и лишения. Однажды, очень скоро. Но только не сейчас.