Александр Кулешов
Тупик
Глава I
Alma Mater
Наконец-то у меня появилось время. Достаточно времени, чтобы всё записать. Не торопясь, спокойно, на свежую голову (пока она ещё есть у меня).
Впрочем, я могу как раз в голове-то всё и записать. Это можно — что-нибудь записать в голове? Или так не бывает? Ну ладно, не будем придираться к словам. Скажем по-другому: перелистать страницы прошлого. Вот! Это то, что надо. Звучит красиво и с оттенком ностальгии. Перелистать в голове ненаписанные страницы прошлого! А ещё лучше — минувшего. Выглядит торжественно. Нет, всё же удачнее всего: страницы пережитого. Опять плохо. Плохо, потому что неточно. Ведь не только пережитого, но и сделанного (лучше — совершённого). Итак, если б я писал такой, как бы сказать, послесобытийный дневник, я бы назвал его «Дневник идейного борца Ара: что сделал, что пережил, о чём думал». Пережил немало, наделал и того больше, а вот думал… Думал, пожалуй, маловато. Если б чаще утруждал себя мыслительным процессом, быть может, не пришлось бы делать эти записи, да и столь удачно оказавшегося для этого свободного времени тоже не нашлось бы.
С чего начать? За последние годы я как-то утерял навык к интеллектуальному труду. Так что заранее прошу извинить по части литературного слога.
Так с чего начать? Вернее, с какого момента моей малопоучительной жизни? Или как раз поучительной? Ну ладно, сами разберётесь.
С детства не начну. Детство как детство. Со слюнями, с рёвом, дурацкими играми, мелкими разочарованиями и ребячьими радостями, когда поход в зоопарк — вершина мечты, а обронённое мороженое — величайшая из бед.
Рождаемся-то мы все одинаковыми — чистыми, розовыми, гладкими, полными добрых намерений. Что-то я не слышал, чтоб, когда карапузу стукнуло день, неделя, месяц, даже год от роду, можно было с уверенностью сказать: этот будет убийцей, этот просто подонком, тот добряком, а тот шляпой. Это потом жизнь делает нас чёрненькими или беленькими.
Так что оставим розовое и безоблачное детство в покое, пусть хранится в семейных альбомах и в памяти отцов и матерей, у кого они ещё есть. У меня, например, давно нет.
Начну с юности. Скажем так, с университета.
Да, извините, я забыл представиться. Меня зовут Арндт. Но так как вряд ли найдётся человек, который мог бы произнести имя с четырьмя согласными подряд на конце, то меня все звали как-нибудь иначе, в зависимости от национальности человека или характера наших отношений, — Арни, Арно, Арну, даже Арнхен, но чаще всего просто Ар. И профессора в университете, и друзья, и чиновники, и следователи, и даже судьи, уж не говоря о любимых женщинах. Вернее, влюблённых. Сам-то я никого никогда не любил. Или всё-таки любил? Когда-то давно. Так давно, что та моя жизнь кажется мне теперь нереальной…
Какой же она была, та жизнь? И была ли вообще? Да нет, была! Конечно, была. Иначе не было бы меня сегодняшнего, иначе жили бы все те, кого уже нет в живых. А вот давно ли я жил той, другой жизнью? Как ответить? Иногда мне кажется, что вчера, что она продолжается. Иногда — что прошли сотни, тысячи лет… Века минули с тех пор, как я пришёл в университет. На юридический факультет.
Нет, об этом я должен рассказать подробно. После того как моего отца ухлопали на той никому не нужной войне, которую мы же и затеяли и на которой потеряли ещё несметное число чьих-то отцов, я остался один. Мать пережила отца ненадолго.
Не знаю, право же, не знаю, кем стали и как жили сыновья других убитых. Одно могу сказать. Сладко им, наверное, не было. Теперь у многих появились небось уже свои сыновья. И когда я вижу этих идиотов, слышу их вопли: «Нужно отомстить за поруганную честь нации, отомстить за отцов!», мне становится жаль, что их в своё время не зажарили в кое-каких печах… Не тех сжигали.
Впрочем, это я сейчас так рассуждаю. А было время, они мне совсем не казались идиотами.
Словом, «воспитывали» меня какие-то тётки, бабки, дальняя родня. Я постарался как можно скорее избавиться от их любви и заботы.
Ну какое вам дело, на что я жил? Я ведь вас не спрашиваю, где вы воруете деньги.
Однажды я понял, что мне предстоит великая будущность. Все, ну прежде всего, конечно, девушки прямо соревновались, кто сделает мне лучший комплимент. И красивый я, и мужественный, и высокий, и смелый, и то и сё. И грубый (это им особенно нравилось). А как пою под гитару, а как танцую, а какой спортсмен!
Всё это, конечно, чушь. Лучшее доказательство тому — ничего мне из этих замечательных достоинств не пригодилось в жизни, разве что каратэ.
Это я им таким виделся. В действительности же парень как парень — широкоплечих блондинов с синими глазами в нашем городе чуть ли не каждый второй. А уж насчёт смелости — в те времена только тот, у кого очки с двадцатью диоптриями, мог во мне её углядеть. Никогда я не был смелым от природы. Потом — да. Так потом смелым стал от отчаяния. Ну ладно, до этого мы ещё доберёмся. Вы что, спешите? Нет? Ну так не торопите меня…