«Слава богу, кажется, на этот раз всё обойдётся», — подумал старший инспектор Лойд, вытирая платком вспотевшую шею. Но радость его оказалась преждевременной.
На трибуну вышел очередной оратор — мускулистый парень в джинсовой жилетке, надетой на голое тело. На шее у него висел на толстой цепочке деревянный двурогий шлем величиной с кулак. Нечёсаные патлы закрывали плечи. Всё лицо заросло густой бородой, бакенбардами, усами, и из этих чёрных зарослей торчал мясистый нос и чувственные красные губы. Глаза закрывали тёмные очки.
— Я согласен, — заорал волосатый парень, — не дадим в обиду Брокара. Но всю эту гнусную банду диктаторов и палачей, каким является наше правительство, резолюциями не проймёшь. Подотрутся они нашими резолюциями. Я предлагаю подкрепить наши требования эффективными акциями. Предлагаю разгромить наконец это гнездо лизоблюдов — управление образования. Может быть, тогда они поймут нашу силу. Они нас давят! И на насилие надо отвечать насилием!
«Началось», — с тоской подумал Лойд. Он хорошо знал психологию толпы — ещё одно-два таких выступления, и студенты перейдут к действиям. Настроение толпы надо немедленно переломить. Он уже взялся за микрофон, но в это время над площадью вновь разнёсся голос Эстебана.
— Друзья! Я настаиваю на своём предложении. Если мы начнём разгром управления, это ничего не даст. Посмотрите кругом — здесь собралось полиции больше, чем студентов. Это хорошо, значит, нас боятся. Но что нам даст драка? Новые жертвы, новые аресты, обвинение в хулиганстве. А резолюцию мы опубликуем в газете. Представим официально. Мы не должны компрометировать профессора Брокара…
Раздались выкрики. Подавляющее большинство поддерживало Эстебана, но были и такие, кто жаждал крови. Парни с красными повязками на рукавах бдительно следили за студентами.
В какой-то момент Эстебану удалось перекричать толпу:
— Мы приготовили резолюцию! Пусть каждый подойдёт и распишется под ней. Потом мы организованно пойдём к университету и вручим резолюцию и подписи ректору.
В толпе началось движение. Студенты становились в очереди, один за другим подходили к лежавшим на складных стульях листам и ставили свои подписи.
Казалось, всё пройдёт спокойно. Сейчас огромная толпа организованно и неторопливо двинется в направлении университета, дойдёт до дверей ректората и вручит свою дурацкую бумажку какому-нибудь третьеразрядному университетскому клерку, который, даже не доложив начальству, выкинет её в корзину. А Лойд наконец сможет вернуться к более серьёзным делам. В общем-то правы газеты, признавался он сам себе, когда пишут, что не хватает полицейских для борьбы с преступниками, потому что они заняты разгоном таких вот демонстраций. Действительно, сотни подчинённых Лойда стояли здесь без толку, а сколько за это время совершается настоящих преступлений! Да, но если не давить этих крикунов, возражал сам себе старший инспектор, то к стенке поставят таких, как он (как это делали партизаны после войны), и украдут не сотню-две монет, а миллионы, вообще все богатства у тех, кому он, Лойд, служит верой и правдой, потому что от них зависит его личное благополучие. Так что уж извините, господа красные, чёрные, левые, правые… — словом, возмутители спокойствия и ниспровергатели порядка, лучше уж я с вами буду разделываться, чем с тихими приличными убийцами и насильниками, которые, конечно, покушаются то на одного, то на другого из сильных мира сего, но не на весь порядок целиком. Нюанс! Ладно, хорошо, что хоть на этот раз обошлось. Лойд неторопливо спустился со своего командного пункта и сел в штабную машину.
Вот тогда-то и началось…
С грохотом в ветровое стекло ударил камень, и оно покрылось тонкой паутиной трещин. Ещё несколько булыжников попало в щиты полицейских. Раздались крики, свистки, слова команд.
Притаившиеся на крышах полицейские фотоснайперы немедленно зафиксировали на плёнку зачинщиков. Потом, при просмотре, и это отнюдь не удивит старшего инспектора Лойда, окажется, что беспорядки начали те самые бородачи в кожаных куртках, которых он приметил с самого начала. На некоторых снимках даже чётко видно, что им пытались помешать парни с красными повязками.