— И что назвать эту банду подонков Красной армией — кощунство? — Эстебан остановился и повернулся к Ару. — Ты думаешь, ваша «Армия справедливости» на много лучше?
Ар вздрогнул.
— О чём ты говоришь?! — возмутился он. — Какая «Армия справедливости»? При чём тут я? И Гудрун?
— Слушай, — примирительно заговорил Эстебан. — Я же не утверждаю, что вы входите в эту бандитскую организацию. Просто мне кажется, что Гудрун близка к ней… Не спрашивай! Есть у меня основания так думать. А всё, что относится к Гудрун, относится и к тебе. Так вот что я тебе скажу: вы плохо кончите…
— Это ещё вопрос, кто плохо кончит, — перебил Ар, — когда-нибудь полицейские прикончат тебя на твоём митинге.
— Вот-вот, — продолжал Эстебан. — Вот этого ты никак не можешь понять. Меня прикончат во имя правого дела, ясного, благородного дела. А тебя за совершение преступлений. Да! Да! Не возмущайся. Если же вы своего добьётесь и придёте к власти, то это будет ещё большей гнусностью. Потому что это будет второй фашизм. Уж тут террор станет государственной нормой. Посмотри на страны, где под предлогом борьбы с беспорядками и дестабилизацией установили так называемый «твёрдый порядок». Что это? Это тот же террор, только теперь им занимается правительство.
— Ты так говоришь, словно уже доказано, что я командую «Армией справедливости», а Гудрун у меня по меньшей мере начальник штаба. — Ар иронически покачал головой. — До этого пока ещё не дошло, представь себе.
— Дойдёт, дойдёт, — печально заметил Эстебан. — И боюсь, что скоро. — Он вдруг остановился и посмотрел Ару прямо в глаза. — Слушай, мы ведь были друзьями. Ну поверь мне хоть раз. Отойди от всего этого. Не хватает сил — уезжай. Совратят они тебя, если уже не совратили. Поверь мне хоть раз.
— Перестань, Эстебан, — Ар не на шутку рассердился, — не каркай. Я не изменился. И у меня своя голова на плечах. Я прекрасно знаю, когда Гудрун права, когда нет. И между прочим, знаю, когда прав и когда не прав ты. Так что разберусь. Это вы с Гудрун воюете за одно дело, а стоите на противоположных позициях. Я же стою посредине…
— Да не стоишь ты, — жёстко сказал Эстебан, — а сидишь. Между двух стульев. В такой позиции легче всего шлёпнуться на пол. Так что смотри…
— Нечего мне смотреть! И хватит меня учить. Я не ребёнок. Если ты и твои красные друзья боитесь нажать на спуск и пожертвовать жизнью, то есть такие, кто не боится.
— Когда надо было, мои «красные друзья» и стреляли и погибали. Было во имя чего. А вот во имя чего погибнет твоя Гудрун, и её «коричневые друзья», и ты заодно, если не возьмёшься за ум, неизвестно. Не хватает силёнок идти с нами, наберись сил хоть не идти с ними. Последний раз тебя предупреждаю, Ар. Как друг.
— Плевать я хотел на твои предупреждения! — окончательно взорвался Ар и неожиданно тихо добавил: — Да и запоздали они. Прощай, Эстебан.
— Прощай, Ар.
Так они расстались на углу старой улочки под мелким холодным дождём.
Но им доведётся проститься ещё раз при иных, совсем иных — трагических — обстоятельствах…
Ар всё стоял, провожая глазами своего бывшего друга. Невысокий, коренастый, тот шёл твёрдой, уверенной походкой, не оглядываясь, высоко подняв голову, не обращая внимания на усилившийся дождь.
И Ару почему-то представилась в этот момент не хмурая улица, залитая дождём, не торопящиеся прохожие, не широкая, всё уменьшающаяся спина Эстебана, а совсем другая, однажды виденная им картина: залитая солнцем площадь, ярко одетая толпа молодёжи, да и не только молодёжи.
Девчонки в джинсах и цветных блузках, женщины, толкавшие коляски с детьми, парни, среди которых были и белые, и жёлтые, и чёрные — те, кто приехал из своих заморских стран, надеясь отыскать в их городе приличную работу, а нашёл лишь тяжкий труд за гроши, пренебрежение, презрение к их цвету кожи, к их «возмутительным претензиям», чтоб их тоже считали полноценными людьми.
Шли и пожилые, иные опираясь на костыли или на палки.
Но в большинстве молодёжь.
Они несли множество плакатов, знамён, лозунгов.
И в первых рядах Ар видел Эстебана таким, каким он его запомнил тогда, в тот солнечный голубой день, на той широкой светлой улице, впереди этой огромной, яркой, грозной массы людей, ведущего её за собой…