Выключаем телевизор, садимся ужинать. И тут раздаётся условный стук в дверь.
Мгновенье — и мы на ногах. Рика бросается к окну, из-за занавески смотрит на улицу. Гудрун выходит в переднюю и становится так, чтобы отворившаяся дверь загородила её. Я подхожу к двери и присаживаюсь на корточки, чтоб в меня не попали, если будут стрелять сквозь неё. В руках у нас пистолеты. Всё это давно отработано, и, будь мы лунатиками, наверное, и во сне заняли бы те же позиции.
Тихим голосом спрашиваю тех, кто стучал. Слышу пароль, говорю отзыв и, не опуская пистолета, открываю дверь.
И кого же я вижу на пороге?
«Дорогого друга» собственной персоной!
Он улыбается, его белёсые глаза рассматривают меня. В редких светлых волосах безупречный пробор. На нём элегантный голубой костюм, розовая рубашка, синий галстук и жёлтые ботинки. Попугай.
— Не ждали? Рады? — спрашивает он, словно рождественский дед, пришедший к детишкам с полным мешком подарков.
— Откровенно говоря, не ждали, — говорю я.
Но мы действительно рады. И Гудрун и Рика начинают суетиться, чтобы получше угостить дорогого гостя. На столе вырастает батарея бутылок, из холодильника извлекаются все припасы. Но наш гость величественным жестом отклоняет угощение.
— Есть серьёзный разговор. — И улыбка исчезает с его лица.
Усаживаемся и готовимся слушать.
— Вот что, — начинает Рони, и в голосе его звучат командные нотки, — думаю, вам пора переменить климат. Европейский становится для вас вреден. Предлагаю совершить небольшое турне за океан, скажем, в Южную Америку. Там сейчас благодатный сезон. Отдохнёте. А кстати и усовершенствуете ваши знания. Учиться всегда полезно. Потренируетесь. Ума наберётесь. А потом, обогащённые, вернётесь домой уже для настоящей работы.
— Значит, до сих пор работа была не настоящая, так, шуточки? — не выдерживаю я.
— До сих пор, — говорит он жёстко, — вы были дилетантами. Способными, не спорю, но любителями. Вернётесь после наших лагерей профессионалами.
— Каких лагерей? — спрашивает Гудрун.
— Тренировочных. Не беспокойтесь, условия там и для жизни, и для занятий прекрасные. Ещё спасибо скажете. Есть вопросы?
— Когда отправляться? — интересуется Рика.
— Завтра.
— Прямо завтра?
— Прямо завтра.
— А как?
— Самолётом. Билеты уже заказаны. Деньги у вас есть, насколько я понимаю (улыбается, мерзавец, иронически). А новые паспорта вот, с визами, печатями. Всё в порядке.
И протягивает нам толстый конверт.
— Ну что ж, мне пора. Ни о чём не беспокойтесь. О дне вашего прилёта там будет известно. Вас встретят, доставят куда надо.
— А вас когда увидим? — спрашиваю.
— Увидите в своё время, — усмехается.
— Когда обратно?
— Всё узнаете в своё время.
— Франжье в курсе дела? — спрашивает Рика.
— Конечно. Кстати, он просил вам передать привет. Приехал бы сам, но дела не позволяют. Во всяком случае, когда вернётесь, по-прежнему будете иметь дело с ним.
И вдруг я испытываю чувство странного облегчения. Уехать! Уехать! Подальше. И поскорей. Куда-то, где можно не прятаться, не надевать парики и тёмные очки. Не носить пистолета в кармане. Не оглядываться на каждый шорох. Не присматриваться к каждому встречному. Где можно просыпаться по утрам и знать, что доживёшь до вечера.
И где не надо убивать других…
Чувство это накатилось стремительно, оно росло, как снежный ком. Я хотел бы уехать сегодня, прямо сейчас…
— Летим завтра? — спрашиваю.
— Да, — отвечает Рони.
— А может, лучше сегодня?
Он с удивлением смотрит на меня.
— Куда такая спешка? Вот, кстати, билеты в первый класс. И вот что, переоденьтесь-ка! Это здесь вы сливаетесь с природой, — он улыбается, — а там, в первом классе, окажетесь белыми воронами. И ещё — оружие оставьте здесь. С ним аэродромный контроль не пройдёшь.
— Как же без оружия?! — восклицает Гудрун (она не хотела бы с ним расставаться даже и в уборной).
— Да не беспокойтесь, там получите другое. Там всё получите, — он иронически смотрит на нас, — и оружие и квалификацию.
Я беру себя в руки. Что за истерика? Что за слабодушие? Я боец «Армии справедливости», я человек, посвятивший свою жизнь борьбе с капитализмом, с этим отвратительным, презренным обществом стяжателей. Так какого чёрта! Да нет, теперь уж покоя, безопасности и безделья мне не знать до конца жизни. А вот когда наступит этот конец, не известно никому, и меньше всего мне.
— Ну что же, — говорю я, — спасибо за заботу. Будем готовиться к отъезду.
Это был довольно невежливый намёк. Но Рони, по-моему, его не понял. Или не захотел понять. Он посидел у нас ещё полчасика, беседуя о чём попало, только не о деле. Потом распрощался.