Выбрать главу

Что могло вынудить одного из трёх хозяев слободы, выдать чулан для старой мебели за свой кабинет?

— Леночка! Принеси нам кофе и вазочку моих любимых крекеров, — попросил Лазарь Давидович, когда девушка, пропустив гостя, собиралась закрыть дверь.

Шрам оглядел кабинет, сдвинул на шею походную бандану и плюхнулся на один из офисных стульев.

— Демократичненько у вас, — хмыкнул он, демонстративно стебаясь над обстановкой.

— С кем поведёшься, так тебе и надо, — улыбнулся в ответ глава «Инвестгрупфонда», — Видел бы ты мой кабинет в Москве! А офис занимает три этажа! Общая площадь поболее Костоломовки.

— Думаю, ваш кабинет и здесь не хуже, — парировал Денис, заговорщически подмигнув.

Банкир стёр улыбку с губ.

— Раз уж ты обо всём догадался, то не буду ходить вокруг да около, как Моисей по пустыне. Мне не хочется, чтобы мои, как бы это помягче сказать, инвесторы, проведали о нашей беседе. Знал, что зайдёшь, догадывался, во всяком случае. Поэтому на скорую руку состряпал эту фальшивку.

— Как-то вы не лестно о Бене и Вове, — демонстративно притворно возмутился Шрам.

— Мои подельники? Я тебя умоляю! Не вынуждай начать грязно ругаться на идиш! Они тут абсолютно не причём!

— Даже так! Получается вас троих не приспичило добровольно собраться в Костоломовке на сходняк? Надеюсь, вы не сбежали, желая отсидеться подальше от столицы?

— Люди моего уровня не бегают, — совершенно серьёзно сказал Лазарь Давидович, — Знаешь почему?

— Потому что если я накосячу и попытаюсь скрыться, то мои шансы будут примерно пятьдесят на пятьдесят. Если накосячите вы, то шансов затеряться на просторах страны у вас нет.

— Могу дополнить твою версию одной поправкой. Если, выражаясь твоей терминологией, я накосячу, то не успею даже подумать о необходимости бежать. Так что ты ошибся. Здесь, конечно, не съезд учредителей «Инвестгрупбанка», но и не польское правительство в изгнании.

— Вы хотите поговорить со мной об этом? Или обсудить заказ, который завтра предложит мне Вениамин Дмитриевич?

Узнать для чего позвал банкир в имитацию кабинета Денису помешала Леночка, доставившая поднос с кофейным сервизом и хрустальной вазой с шоколадными крекерами.

— Я буду обращаться по имени, — заявил Лазарь Давидович, когда прислуга удалилась, — Меня немного коробит от ваших бандитских погремух. Скажи, Денис, ты, часом, не толераст?

— Ну, знаете! — Шрам едва не поперхнулся кофе, решив сделать глоток, чтобы выказать доверие к хозяину кабинета, — Заподозрить меня в приверженности к либеральной демократии… Это оскорбительно!

Шрам демонстративно отодвинул чашку, решив до конца беседы не притрагиваться к угощению.

— Не пыли, Денис. Никто тебя ни в чём не подозревает. Просто спросил. В конце концов у нас запрещена только пропаганда. Нужных власти пидарасов не трогают, если они не выпячивают свои наклонности и не бравируют ими.

— Это работает только в столице. Внутри третьего транспортного кольца. Стоит такому персонажу выбраться за ТТК и за его судьбу никто не даст ломаного гроша.

— Знаю, — согласился Лазарь Давидович, — Слышал историю Филиппа Бедросова, создателя оперы «Всадник на белом коне». Талантливый был чертяка! За него вписались на самом верху. Дескать, и Чайковский был геем, и Фредди Меркьюри. У творческих натур всегда кукуха моросит. Обещали, будто он напишет целый цикл под названием «Всадники апокалипсиса». Но его зачем-то понесло к вам в Рязань и там повесили. Прискорбно. Случайно, ты, Денис, не приложил к этому руку?

— Его убили в Люберцах, — уточнил Шрам, — Зачем туда попёрся, не знаю. Возможно, выманили дурачка. Ему отрубили голову.

— Вот как! — удивился банкир, — А меня уверяли, будто повесили.

— Отрубили голову, вбили в сердце осиновый кол и повесили за яйца.

— Странно, — задумался инвестор, — Всегда считал, что геев сажают на кол.

— Не этот случай. По моим сведениям, он якшался с чернокнижниками. Участвовал в их мессах и, якобы, талант получил в обмен на душу.

— Любопытно, любопытно… — Лазарь Давидович снял очки, после чего подушечками большого и безымянного провёл по прикрытым векам, почти на полминуты сжав пальцы у переносицы, — Как ты относишься к чернокнижникам? По моим данным ты на них ни разу не работал.