С этими словами Хэт схватила тост и откусила огромный кусок. Несколько минут обе сидели в оглушительной тишине. Миш заговорила первой:
– Ну хорошо. Оставим в стороне волованы и чаши для пунша. Ты бы хотела провести с ним остаток жизни?
– Конечно. Я люблю его, – простонала Хэт. – Знаю, ты, наверное, думаешь, что мне просто захотелось устроить себе большой праздник, но это не так. Я не такая, и тебе это известно. Я хочу за него выйти. Мне было с ним спокойно. Я верила ему. Но и красивое платье я хочу надеть, и цветы чтобы были, и прием, и танцы всю ночь. А почему мне нельзя этого хотеть? Я хочу, чтобы был волшебный день, и все это ради меня одной. Ну зачем Джимми так поступил? Почему он бросил меня перед самой свадьбой?
– А что, лучше бы бросил после нее? – спросила Миш.
– Возможно.
Сказав это, Хэт взглянула на Миш и, осознав смысл сказанного, рассмеялась.
– Я на самом деле хочу быть вместе с ним, Миш, – продолжала она. – Но если совсем честно, все превратилось сейчас в какой-то кошмар. У нас вдруг не стало ничего общего. А ведь только что мы обсуждали, какими лентами перевязывать торты и стоит ли приглашать его одноногого дядю из Дануна, отсидевшего в тюрьме бог весть сколько, и волновались, сумеет ли моя мама хоть один день вести себя по-человечески.
– Возможно, для Джимми всего этого оказалось много, – высказала предположение Миш, хотя обе знали, что он вообще не замечал, что происходит.
– Возможно, – с отчаянием согласилась Хэт. Вдруг она выпрямилась, и лицо ее засияло, точно ее пронзила какая-то мысль. – Да-да, наверное, так и есть. Мне надо было оградить его от организационной стороны дела. Парни, известное дело, этого не любят. Ну да! Надо было сделать так, чтобы все показалось ему легким, веселым и нормальным.
Миш, нервно улыбнувшись, кивнула, потом поднялась. Ей пора было на работу. Она работала косметологом и не могла себе позволить опаздывать, особенно сегодня, в день съемок для журнала с фотографом, с которым она еще не работала.
– Слушай, Хэт, я рада, что ты воспряла духом. Не хотелось бы думать, что, будь у Джимми шоры и ушные затычки, все было бы в порядке. А сейчас я пошла на работу. Поговорим об этом вечером. Закажем, чтобы нам принесли поесть, ладно?
Миш пошла по коридору к своей спальне.
– Из Джимми можно было бы сделать куклу и втыкать в него иголки, – бросила она через плечо.
Хэт не ответила: мыслями она отлетела куда-то далеко, хотя и была благодарна подруге за то, что та полночи не спала, участвуя во вскрытии только что умерших отношений. И все же Хэт не могла допустить того, чтобы труп совсем окоченел: она нашла ответ, почему жених ее покинул. Теперь она сосредоточилась на одном: как вовремя вернуть Джимми Мэка к свадьбе.
5
Позднее в тот же день Хэт решила, что ответ знает Присцилла
Как только Миш вышла за дверь, Хэт направилась к телефону, хотя торжественно обещала не делать этого. Да у Хэт и не было такой возможности, не считая посещений туалета и того времени, когда каждая находилась в своей спальне. После случившейся катастрофы они с Миш постоянно были на виду друг у друга. Склонившись в пижаме над телефоном, Хэт, с трудом сдерживая нервное напряжение, принялась репетировать запретный звонок своему бывшему жениху.
«Привет, это я, как дела?»
Нет, слишком глупо и весело, мы ведь только что расстались. Джимми знает, что я горюю, еще подумает после таких слов, что мне сделали лоботомию. И вообще, лучше не сразу затевать этот разговор, а то он тотчас почует неладное.
Что, если просто сказать «привет», а потом замолчать, ожидая ответного паса? Это мне нравится, подумала она, и грустно, и основательно. Да нет же, господи, он, конечно же, ничего не скажет, и мы провисим молча на телефоне несколько часов. Так ничего не добьешься.
«Привет, это я. Послушай, нам с тобой надо поговорить».
Слишком откровенно, это его спугнет. Хэт знала по опыту, что Джимми не очень-то горазд на интимные разговоры. А если честно, подумала она, то и вообще не горазд по интимной части.
Хэт задумалась. Что, если сделать вид, будто бы я обо всем забыла? «Привет, Джимми, хочу тебе напомнить, что костюм можно забирать, а дядя Гектор из Дануна принял приглашение. Кольца тоже готовы». Эта выдумка ей понравилась. Именно так ведет себя мать, когда ты выкинула фортель, – не обращает на тебя внимания, что бы ты ни говорила, просто продолжает вести себя как обычно, пока ты не поймешь наконец, что разговариваешь с кирпичом, и ты сдаешься! Но, поразмыслив немного, Хэт отказалась и от этого варианта. Одно дело – не обращать внимания на вспышку раздражения, и совсем другое – не обращать внимания на Джимми таким образом, чтобы он на ней женился.
Хэт с удивлением наблюдала за тем, как внутри нее беспорядочно боролись две Хэт: одна – новая, отчаявшаяся, охваченная паникой, другая – старая, знакомая, готовая на все. Неясно было, кто победит, пока Хэт не взяла себя в руки и не выдала еще одну фразу, последнюю: «Привет, это Хэт. Послушай, я знаю, что ты бросил меня за полтора месяца до нашей свадьбы, но может, все-таки встретимся и выпьем кофе?»
Пожалуй, это самое правильное, придраться не к чему, решила Хэт. Понимая, что делает большую ошибку но не в силах остановиться, она глубоко вздохнула и протянула руку к трубке. И в тот же момент телефон зазвонил, да так громко и пронзительно, что Хэт подпрыгнула. Она была уверена, что это Джимми. Телефон продолжал звонить, а она все смотрела и смотрела на него, не поднимая трубки. Она боялась, что, если сделает это, Джимми тут же сообразит, что она стояла возле телефона и набиралась храбрости позвонить ему. Наконец, после мучительного ожидания, она сняла трубку:
– Хорошо, что я тебя поймала. Хотя не понимаю, почему ты до сих пор дома. Мы ведь договорились на девять тридцать, тебя ждет эта противная бирючина.[7] Не знаю, что с ней такое случилось в такое время года. Ну да ладно, раз ты еще не ушла, могу я обременить тебя? Не захватишь ли по дороге пинту молока?
Хэт не отвечала. Она все никак не могла смириться с мыслью, что это звонит не Джимми Мэк, а Присцилла – приятельница ее матери и самый старый клиент Хэт.
– Алло, Хэт, ты меня слышишь?
– Да, пинту молока, хорошо, сейчас выхожу, – машинально ответила Хэт.
– Я бы и сама доковыляла до углового магазина и ноги заодно бы размяла, да не выношу этих бесконечных разговоров с его хозяином. Добряк, но какой зануда! Лучше бы мне в уши лавы раскаленной налил, чем распинаться полчаса насчет того, чья это ответственность – подметать тротуар перед магазином. И не могу сказать, что он совсем мне не нравится. Бог свидетель, я рада, что рядом есть магазин, который всегда открыт, да и сам он по-своему довольно мил. Но, честное слово, разговор о подметании тротуара… нет, это испортит мне все утро.
Обычно Хэт прерывала Присциллу на полуслове и не давала ей зайти так далеко, но на этот раз она ее не слышала. Ее продолжало пошатывать от мысли о том, что на другом конце провода мог бы быть и Джимми.
– Нет-нет, все в порядке, Присцилла, я куплю молока.
– Только возьми настоящее, а не эту обезжиренную бурду, которую пьет молодежь! Какая гадость! Все равно что в чай добавить корректирующую жидкость. – И Присцилла положила трубку, довольная тем, что ее просьба будет исполнена.
Звонок выбил Хэт из колеи. Она так зациклилась на том, что сказать Джимми, что совершенно забыла, что собиралась делать утром. Теперь, когда ей это напомнили, она испытала огромное облегчение, как будто в последнюю минуту ее вырвали из пасти льва. Умом она прекрасно понимала, что звонить Джимми – значит совершить ошибку, но безумие брало над ней верх. Ей хотелось рухнуть на колени и поблагодарить Бога за то, что он создал Присциллу – самую ленивую женщину на свете, непревзойденную любительницу покомандовать.