Говорят, Шура Иванов в панк-экстазе во время наивовского сета послал со сцены Ельцина на хуй (ну, или высказался в подобном духе). Не знаю, своими ушами не слышал.
Наступала осень. За лето мы сыграли несколько удивительных концертов в разных странных местах. Мы ездили в мой пионерский лагерь, выступив на его сколько-то-там-летии (сбылась мечта идиота), Рубановская мать отрулила нам выступление в Центральном доме работника искусства. В этом помещении через несколько лет обосновался скандальный клуб Hungry Duck. Там мы фигачили сразу после каких-то цирковых клоунов и перед фокусниками.
Подвал процветал, мы репетировали все больше и больше вещей, в том числе сделали несколько каверов Pistols: No Feelings, God save the Queen и Anarchy in the UK.
В середине октября в Москве открылось первое место, которое работало по принципу европейского рок-клуба. Кафе «Отрадное» на метро «Алтуфьевская», открытое (а вернее, переделанное в рок-место из обычной окраинной пивнухи) басистом «Монгол Шуудан» Лехой Поляковым и его братом Володей, работало несколько дней в неделю. Каждый концерт был концертом независимой рок-музыки, там стоял путевый аппарат, сцену и зал разделяла металлическая решетка. Любая группа получала ящик пивчаги и поднос бутеров. Эта практика в будущем была перенята множеством мест, не только в Москве, но и в других городах. У музыкантов это называлось «играть за простав» или «играть за пиво». Соответственно, группы по своему статусу делились на тех, кто играет «за прайс», и тех, кто играет «за пиво». Мы, имея знакомства в Рок-лаборатории, сразу же попытались вписаться в «Отрыжку», что нам с успехом и удалось.
Именно на «отрыжкинских» концертах, играя с «НАИВом» и «Ва-Банком», «Чин-Чин» и «Шуудан», «Клиникой» и «Ногу свело!», мы смогли впервые завоевать кое-какую публику. В то время панков было много (буквально через несколько лет, в 1993–94-м, вся имевшаяся туса куда-то исчезла, а на ее место никто не пришел), все они с радостью посещали мероприятия в «Отрыжке». Мы обрели немало друзей среди первых фэнов, многие из которых оставались с нами достаточно долгое время, а кое с кем я иногда встречаюсь до сих пор. Один из них – чувак по кличке Август. Теперь это вечно пьяный чел у «Зиг-Зага», который, пребывая в особенную жопу, прекращает членораздельно использовать русский язык. Многие из вас могли видеть его там.
Телефон и Ящик, два моих друга-приятеля с тех самых пор, прошли (частично) через легкое увлечение бритоголовой темой, без особых наци-заебов, впрочем, а также нарко-темой, хулиганизмом, приобрели проблемы с законностью и до сих пор остаются преданными фэнами панк-музыки.
«Отрыжка» очень быстро стала культовым местом. Не мудрено впрочем, тогда это было единственное заведение подобного сорта. Концерты там собирали большое количество людей. Закончилось все крайне грустно. Во время одной из закрытых вечеринок, средь бела дня, в кафе попыталась вторгнуться пара алтуфьевских отморозков-урелов. Лелик Поляков, стоявший на дверях своего клуба, принял на себя их первый наезд, закончившийся смертельным ударом ножом. Леху хоронили на Ваганьковском кладбище при огромном скоплении рок-н-ролльного народа. «Отрадное» закрылось, проработав со дня первого концерта до трагедии около полугода.
А в наш подвал тем временем въехал почти весь цвет московского андеграунда. Рок-лабораторцы, прослышав о том, что у «пионеров с Кутузовского» есть такая роскошная маза, принялась пристраивать к нам свои группы.
Наш аппарат постоянно ломался и в принципе был хилым и говняным. Мы нуждались в нормальном оборудовании для базы, а у «НАИВа» был лабораторский аппарат. Таким образом, в декабре 1991-го они уже репетировали у нас. «Ногу свело!» тоже были здесь (лаборатория навязала нам и их тоже до кучи). Также иногда к нам приезжали «Ва-Банкъ». Мы были только рады. На том этапе нам необходимо было быть в тусе, причем быть в тусе на равных, быть чем-то полезными. Как бы то ни было, мы все равно оставались тинейджерами, и добиться серьезного отношения к нам со стороны бывалых олдарей (а таковыми нам казались тогда все те, кто играл больше года) было сложно.
Проще всего было дружить с наивовцами. Майк Полещук (R.I.P.), барабанщик «НАИВа», казался самым компанейским челом, с ним было легко, намного легче, нежели, например, с Русланом Ступиным. Майк знал всех, и все знали его. Он был не только барабанщиком, но еще и очень способным электриком и техником. Он отлично отстроил завезенный аппарат, переделал всю электросистему в подвале. Майк производил впечатление крайне милого парня, своего в любой тусе, веселого и всегда готового подогреть и подогреться. К сожалению, чем дальше, тем больше его постоянная готовность подогреться, чаще всего за чужой счет, стала осложнять общение с ним. Майк дружил с абсолютно разными людьми. Кислотный Герман из «Матросской Тишины» и мощные байкеры Хирурга, авангардные художники и первые сквоттеры, олдовые московские панки типа Жабера и Саши Скляра – все ходили в Мишиных приятелях. Стусовавшись на первых порах именно с ним, мы также начали вылезать в «свет». Миша всегда знал, где и когда проводятся концерты, и всегда имел мазу проходить по гест-листу и затягивать вовнутрь и нас тоже. На один из таких концертов (в ДК МЭИ на «Авиамоторной») мы как-то с ним и отправились вдвоем. Играли «Матросская Тишина», «Дети Кеннеди» и еще какой-то стафф из тогдашних. По окончании вся туса вывалила наружу и оказалась в плотном кольце очень организованного и серьезного отряда гопоты. Не произнося ни слова, эти мощные парни проводили всю неформальную толпу (тут же сгруппировавшуюся) до входа в метро «Авиамоторная». Так и не поняв, что же им было нужно, мы все, рассосавшись по двум вагонам подошедшего поезда, отправились в сторону станции «Площадь Ильича». Не успев въехать на платформу станции, мы со всей трагичностью врубились, что попали в западню, равной которой по подлости и идеальной организации никто из нас не знал. Как только поезд въехал на платформу (наши несколько вагонов располагались в голове состава), в стекла полетели тяжелые предметы, а на самой платформе обнаружился не то что отряд – вся станция была заполнена крайне агрессивными, орущими «Гопня вперед!» и бегущими к нашим вагонам крепкими челами разных возрастов.