Вечером был семейный ужин, и после еды все пошли пить кофе в беседку. Туру разрешили остаться в гостиной и завести граммофон; первой же попавшейся ему пластинкой оказался «Второй норвежский танец» Грига, который он не раз слышал по радио. Это произведение было его любимым.
Когда пару дней спустя они с матерью собрались в Лиллехаммер и Хорншё, ему подарили эту пластинку. Тур, чтобы не разбить, хорошо ее завернул и положил в новенький рюкзак фирмы «Берган», который Алисон купила ему за тридцать две кроны и пятьдесят эре. Ему не терпелось скорее прибыть на место. Когда они, наконец, добрались до своего домика, он не мог больше ждать и сразу побежал в ангар чтобы посмотреть на лодку. Пока он стоял там и вдыхал свежий горный воздух полными легкими, ему вдруг пришло в голову, что лодку надо просмолить.
Когда он вернулся в дом, на крыльце стояли два крестьянина, которых прислала горная полиция. Кто-то обвинил Улу Бьорнеби в том, что он продал фру Хейердал дрова, незаконно нарубленные в общих владениях. Они попросили разрешения сделать спилы с поленьев, которые принес Ула, чтобы сравнить их с пеньками. Крестьяне постарались убедить впечатлительную фру Хейердал, что она сама находится вне подозрений.
Уже не первый раз деревенские жаловались на Улу. Тот не соглашался с обвинениями, и Тур, конечно, был на его стороне.
Закончив пилить, крестьяне забрали куски дерева с собой в лес. Обратно они не вернулись, и Тур больше ничего об этом не слышал. «Наверное, все же кто-то другой промышлял в общинных владениях, а не Ула», — с облегчением подумал он.
Новое происшествие случилось позднее. Тур как раз приготовил себе тарелку сметанной каши[12], когда появился Ула. С ним был незнакомый человек. Они собирались ловить рыбу оттертралом. Не хочет ли Тур пойти с ними, спросили они, и он с большим удовольствием откликнулся на приглашение.
Незнакомец сел за весла, вдали от берега Ула спустил в воду два оттер-трала. Рыба ловилась хорошо, но, как назло, оказалось, что на берегу стояли рыбные инспектора и рассматривали их в бинокль. Ловить оттер-тралом разрешалось только местным деревенским жителям, и снова Уле пришлось подвергнуться допросу. Он уверял, что у него есть разрешение властей, но лицензия осталась дома, в Хинне. Инспектор не поверил Уле на слово и проводил его до дома, чтобы выяснить все до конца. Незнакомцу тоже не удалось вызвать сочувствие инспекции, ему грозил штраф в 50 крон.
Тур отделался легким испугом. Люди с биноклем сочли, что он не принимал участия в ловле, а только смотрел, — так они и сказали, хотя, конечно же, видели, с каким радостным оживлением Тур помогал снимать рыбу с крючка. Милосердие в них возобладало над чувством долга: юный Хейердал выглядел совсем еще ребенком. Однако Тур не очень понял, почему так строго обошлись с Улой. Да, он был из Лиллехаммера, и поэтому формально не считался жителем деревни. Но он жил в Хинне, и был таким же деревенским жителем, как и остальные. Почему местные власти преследовали его и не разрешали пользоваться тем малым, что он добывал себе на жизнь в лесу? Неужели было бы лучше, чтобы он стал городским бродягой?
Тур за свою короткую жизнь не так часто сталкивался с несправедливостью. Но это лето заставило его соприкоснуться с богатым на конфликты миром взрослых. Он записал в дневнике: «Какая низость, как подло поступают эти местные крестьяне по отношению к Уле, я еле сдерживался от злости, когда они делали спилы с наших бревен».
Однако ничто не могло помешать Туру вести собственную охоту за приключениями. Практически каждый день он собирал рюкзак и отправлялся в поход — с Улой, с кем-то еще или в одиночку. Он ходил вдоль ручья, бродил по болотам, поднимался на вершины, и все это с одной целью — наблюдать. Дикие утки низко летали над водой, скрывались в камышах, где водились ондатры и мелкая живность. Куропатки звали своих цыплят, что разбрелись кругом, среди деревьев раздавался шум крыльев глухарей. Там и сям Туру попадались лемминги: он не мог удержаться, чтобы не попробовать поймать какое-нибудь из этих маленьких существ. Иногда это удавалось, но обычно он оставался без добычи. Тогда случалось, что, увлекшись дикой игрой, он поднимал ружье и нажимал на курок — выстрел разрывал лемминга в клочья. В пылу ловли Тур забывал, что убивать зверей плохо. Впрочем, куда чаще он стрелял по мишеням, бутылкам, жестянкам, корням, плавающим в воде. Ему так нравилось стрелять, что он достал себе револьвер 32 калибра. С ним он бродил по лесу и целился в деревья или развлекался, простреливая дырки в полу веранды.