Под камнями, на листьях, пнях и в воздухе он ловил жуков и пауков, мух и бабочек. Он не мог оторвать глаз от улиток всех цветов радуги, ползавших с домиками на спинах. Он восхищался красотой водившейся здесь маленькой фруктовой крысы, покрытой белым мехом. Из своей хижины он наблюдал, как эти проворные животные снуют по апельсиновым деревьям. Поймать их было очень непросто. Однако Тур сумел соорудить эффективную ловушку с помощью коробки, которую ему дал Греле.
Из теплокровных животных на полинезийских островах изначально были только птицы. Фруктовая крыса появилась здесь вместе с переселенцами, которые привезли ее, в сущности, в качестве домашнего животного, поскольку ценили ее вкусное мясо{119}. Таким же образом появились на Фату-Хиве свиньи и собаки, что в изобилии бродили по острову, когда первые европейские корабли подошли к берегу{120}. Но пауки, жуки и мириады различных улиток — откуда взялись они? Как можно вообще объяснить наличие фауны на островах, созданных подводными вулканами, которые поднимались на поверхность раскаленными и стерильными, без всякого намека на семена или личинки? И как вообще здесь, в полной изоляции, могла развиться жизнь? В геологическом отношении острова считались молодыми — они никогда не были частью континента, ближайшая суша находилась за тысячи километров отсюда.
На эти вопросы и хотел ответить Тур Хейердал, идя по стопам Чарльза Дарвина. Он собирался подготовить материал для докторской диссертации.
Докторская диссертация, однако, предполагала одно обязательное обстоятельство, а именно, что однажды он соберет свои материалы и отправится домой, в Норвегию. Но разве таковы были их планы? Разве не решили они с Лив вернуться обратно к природе насовсем? Разве не потому Тур был в таком восторге от Лив тогда в Ставерне, когда она сказала, что, если уж решаться на что-то, то делать это следует всерьез? Они еще совсем мало пробыли на Фату-Хиве, и пока не случилось ничего такого, что заставило бы их изменить планы, — скорее, наоборот, с каждым новым днем они чувствовали себя в этом раю все счастливее. Туру и Лив нравилось их бамбуковое жилище, украшенное черепашьими панцирями и гибискусом. Они купались в Источнике Королевы и «ощущали, как здорово выйти из купальни и встать на шелковый мох и согретые солнцем камни»{121}. Контакт с природой был абсолютным, они это чувствовали обнаженной кожей — и как здорово было сбросить одежду!
К тому же у этих современных Адама и Евы пока не было никакого запретного плода.
Тур Хейердал верил, что образование может дать ему очень многое, когда осенью 1933 года записался на лекции в зоологическую лабораторию, как в то время назывался зоологический факультет. Когда он поднялся по высокой лестнице Домус Медиа[18] и открыл тяжелую дубовую дверь, то ожидал увидеть чучела животных и заспиртованные органы. К своему удивлению, первое, что он увидел, был человеческий скелет, известный у студентов под именем Ульсен{122}. С латинскими названиями, надписанными на костях и черепе, Ульсен был призван подчеркнуть, что зоология охватывает и изучение человека, поскольку с биологической точки зрения он находится на высшей ступени развития животного мира и поэтому к животным ближе, чем к ангелам.
Пройдя дальше внутрь, Тур встретился с профессором Кристине Бонневи. С лорнетом, который она то и дело подносила к глазам, Бонневи выглядела старовато, но Тур понадеялся, что «она окажется более приятной на слух, чем на глаз»{123}.
Профессор спросила, почему он выбрал зоологию. Тур ответил, что животные его интересуют с детства. Он хотел стать путешественником и открывать новые виды{124}.
Сказано было честно, однако неудивительно, что профессор восприняла такое объяснение с недоверием. Бонневи поприветствовала Тура в качестве студента, но предупредила, что с образованием зоолога трудно будет найти приемлемую работу, если, конечно, он не захочет преподавать в высшей школе{125}.
Как и мать Тура Хейердала, Кристине Бонневи происходила из известной в Тронхейме семьи. Они были ровесницами, и так вышло, что Алисон довольно давно заинтересовалась работами Бонневи. Это объяснялось не только тем, что Бонневи больше верила Дарвину, чем Библии, но так же и тем, что она отстаивала в обществе права женщин. Когда она в 1906 году защитила докторскую диссертацию, женщины в Норвегии не имели ни избирательного права, ни права на профессию. Поэтому профессорская кафедра для одаренной исследовательницы была закрыта. Однако под давлением возмущенных коллег с ее факультета стортинг в 1912 году принял закон, отменявший запрет на профессию, и Кристине Бонневи получила профессорское звание.