На конгрессе в Нью-Йорке в 1949 году датский ученый Кай Биркет-Смит заявил, что правильнее всего замалчивать теорию Тура Хейердала. Такая тактика, очевидно, была соблазнительна для тех, кого больше всего раздражал выскочка, но Хейердал был популярен и игнорировать его больше не представлялось возможным. Самой разумной виделась другая крайность — пригласить в хорошее общество, чтобы там его как следует отделать. По правилам, участники конгресса могли заявить максимум три доклада каждый. Хейердал подал заявку на полную квоту.
Неужели его никто не поддерживал? Нет, это не так: еще осенью 1949 года, одновременно со шведским изданием книги о «Кон-Тики» в переводе Бенгта Даниельссона, он услышал первые слова признания. По настоянию всемирно известного шведского путешественника Свена Хедина Хейердала пригласили выступить с лекцией в престижном шведском Обществе антропологии и географии. Он согласился и представил обстоятельное изложение своей теории, встреченное аплодисментами полутысячи ведущих шведских ученых и исследователей {214} . И прежде чем он успел что-то сказать, на сцену вышел Свен Хедин и восторженно сказал, так чтобы все слышали: «Вы правы! Это решение проблемы! Я верю в вас, в конце концов вы победите!» {215}
Хедин стал известен благодаря своим многочисленным экспедициям во внутренние районы Азии в первой половине XX века и завоевал известность как в научных кругах, так и у широкой шведской публики, и его быстро выбрали членом Шведской академии наук. Его поддержка согревала душу, жаждущую научного признания, но на эту поддержку Хейердалу было трудно опереться. Хотя Хедин не хотел видеть нацизм в своей собственной стране, он питал большую симпатию к Адольфу Гитлеру, которого считал борцом против славянского влияния в Европе. Как и Кнут Гамсун, Хедин написал некролог фюреру, где он назвал его «одним из величайших людей в истории» {216} .
В 1949 году Хедин был старым, но еще ясно мыслящим человеком, по-прежнему питавшим интерес ко всему немецкому и публиковавшим статьи в фашистской и национал-социалистической прессе. Однако он уже не имел никакого влияния, и старейшины Шведской академии наук приняли его весьма холодно. Некоторые даже отказались сидеть с ним рядом {217} .
Тур Хейердал очень уважал Хедина как путешественника, но должен был признать, что «с политической точки зрения хвастаться его именем не стоило» {218} . Поэтому было трудно хвастать им и в других областях.
Тем не менее Хейердал не ушел с пустыми руками со встречи со шведским Обществом антропологии и географии. Среди его членов был один молодой профессор-ботаник, Олоф Селлинг. Он являлся экспертом по растениям в Тихоокеанском регионе и первым использовал анализ пыльцы растений, произрастающих в Полинезии. Он был коллегой профессора Карла Скоттсберга, который написал рецензию об экспедиции на «Кон-Тики» в газете «Гётеборгс хандель ог шёфартстиденде», он также встречался с сэром Питером Баком. Но в отличие от них Селлинг полностью принял теорию Хейердала, которая, по его мнению, имеет и ботанические доказательства.
Опасная игра. Увлечение «Кон-Тики» принимало разные формы. В Тронхейме пришлось вмешаться полиции, чтобы остановить мальчишек, собравшихся отправиться на плоту в Мункхолмен
Олоф Селлинг предложил отметить Тура Хейердала. С 1910 года Общество присуждало медаль Ретциуса ученым, проявившим себя в антропологии. Медаль носила имя анатома и антрополога Андерса Ретциуса, который в начале XIX века ввел классификацию длинноголовых и короткоголовых черепов, утверждая, что люди с длинными черепами принадлежат к более высокой расе, поскольку форма их головы открыта для лучшего развития мозга. Присуждалась также и серебряная медаль за значительный, но не столь выдающийся вклад в развитие антропологии. Тур Хейердал получил серебряную медаль, но не за свою теорию, а в знак признания, что экспедиция на «Кон-Тики» имела научную цель и поэтому представляла собой нечто большее, чем просто спортивное мероприятие.
«Меня, пожалуй, такие вещи волнуют меньше, чем других, — писал он позднее Торстейну Роби. — Но это было больше, чем просто награждение серебряной медалью, это была демонстрация, которую я чертовски ценю, поскольку она случилась в тот момент, когда все остальные были полны агрессии, ненависти или презрения» {219} .
Пока ученые других стран обсуждали теорию Хейердала, в Норвегии поначалу она не вызвала интереса. В первую очередь это объяснялось тем, что среди норвежских академиков мало кто интересовался Тихим океаном и полинезийцами. В отличие от Финляндии, где имелся свой Карстен, Швеции со своим Скоттсбергом и Рюденом, Австрии с Гейне-Гельдерном и Франции со своим Метро, в Норвегии не оказалось солидной научной базы, чтобы вступить в дискуссии о теории Хейердала. Единственным «ускорителем» в этой области был Гутторм Гьессинг. Как и Тур Хейердал, он нашел впечатляющее сходство между наскальными рисунками северо-западного американского побережья и Полинезии. Не занимая какой-либо четкой позиции по отношению к самой теории, он считал, что Хейердал продвинул исследования «на много шагов вперед». Гьессинг по этой причине не сомневался, что такая «большая работа [Хейердала] разрушит многие старые предрассудки», как он писал в предисловии к первому изданию книги об экспедиции на «Кон-Тики». Многообещающие слова, но они не смогли положить начало дискуссии.
Только в сентябре 1950-го, через три года после экспедиции, научные круги Норвегии сочли, что пришло время выяснить, чем же занимается Тур Хейердал. Частично под влиянием дебатов в Швеции Норвежская академия наук пригласила его выступить с докладом в своем величественном здании на улице Драмменсвейен в Осло.
Доклада ждали с интересом, в немалой степени потому, что обещал присутствовать король Хокон. Когда Хейердал вышел на трибуну, в зале сидела и его мать Алисон. Гутторм Гьессинг заранее предупредил, что против ее сына ожидаются серьезные выпады со стороны лингвистов. Это Алисон не волновало. Глаза ее блестели, она заняла место недалеко от короля.
Важным аргументом в пользу азиатского происхождения полинезийцев было то, что полинезийский язык имеет свои корни в малайском. Но Хейердал считал, что имеется языковое сходство и в другом направлении, между полинезийцами и индейцами с Анд. В статье, опубликованной им в прошлом году в «Джиогрэфикл джорнал», он привел примеры ряда индейских и полинезийских слов, идентичных как по форме, так и по содержанию, и было ли это случайно?
Но, поскольку его теория миграции частично строилась на том, что полинезийские переселенцы попали на свои острова в Тихом океане через японское течение и североамериканский континент, он признавал, что в их языке имеется и малайское влияние. Ожидаемого нападения со стороны лингвистов не состоялось. Когда они, несмотря на призывы выступить с комментариями, продолжали хранить молчание, король Хокон бросил «одобрительный взгляд» {220} , который выражал молчаливую овацию.