Наташа проснулась чуть свет – и сразу к коляске. С восторгом ездила по дому, подъехала к окну и ахнула: во дворе стоял золотисто-рыжий конь невероятной красоты. Она накинула пальто поверх пижамы, распахнула дверь, выехала на крыльцо и… заплакала от обиды. Три ступеньки вели вниз с крыльца. Коляска не может ездить по ступенькам. Она встала, сделала шаг и упала. Турали подошел к ней сам. Он, словно понял ее желание, опустился перед ней. Она ловко вскарабкалась. Гладила обеими руками его маленькую гриву, целовала. Он пробежал круг по двору, другой… Хотя нет, он не бежал, а летел. Да, именно летел над землей.
На улице возле калитки стояла машина дяди Коли. Скоро появился и он сам. Увидев Наташку, восседающую на Турали, он вначале испугался, а потом махнул рукой. Пошел в дом, взял ее шапку и сапоги, помог одеться. Присел на крыльцо, любуясь ими.
Пришли из больницы Василий и Елена:
– Башмак в рубашке родился. Пуля рядом с сердцем прошла, сердце не задела. Но крови много потерял.
Потом они кормили Турали. Василий боялся, что он не будет есть. Ахалтекинцы привязываются к хозяину, вернее, для них он не хозяин, а друг. Но, видать, приглянулась ему Наташка, ел с рук.
– Дедушка, оставь Турали насовсем!
– У него хозяин есть, выйдет из больницы и заберет его.
– Купи его!
– Эх, сказанула! Даже если я дом и себя самого продам, то все равно денег не хватит!
– А когда хозяин вернется?
– Скоро, Башмак крепкий. Что ж, Николай, – сказал он, обращаясь к Трубникову, – неужели уедешь не раскрыв дела?
– Уеду. Работа у меня. Вы и сами найдете этих гадов в ближайшие дни. Уж очень хорошо у вас работает сарафанное радио. Башмакова только в больницу везут, а там уже из добровольцев очередь. И это в третьем часу ночи! Грабить его пришли, похоже, чужаки, то есть приехали. Ищите машину, они ее где-нибудь оставят, поостерегутся проверки у поста. Ищите их в стогах сена, в своих огородах. Степь большая, а чужаку спрятаться негде.
К полудню Трубников выехал в Ростов. Гололеда не было. Яркое солнце. Только ветер мешал, портил красоту волчьим завываньем. Он отъехал уже километров двести, когда перед ним неожиданно словно из-под земли выросли три человека. Они голосовали, просили подвези.
– Да никак та самая троица от Башмакова, несолоно хлебавши, возвращается, – подумал Трубников. – А Галина говорила, что их четверо было.
Остановился, не доезжая до них, дал задний ход. Он пятился, а они бежали следом. Бросил взгляд в зеркало, увидел четвертого, похоже, у него в руках оружие:
– Вот и до стрельбы докатились, – подумал Трубников, медленно сползая вниз.
Действительно раздался выстрел.
– Мимо, – отметил Трубников. – Сколько же у тебя патронов? Один в Башмакове, второй в моей машине. Пожалуй, пора остановиться.
Он в один момент остановил машину и сразу прыгнул в редкий бурьян возле дороги. Теперь он хорошо видел четвертого. Это был молодой мужчина…
– Миша! – прошептал Трубников.
В следующий момент он забыл об осторожности, встал во весь рост и закричал:
– Миша! Миша Мигунов!
Четвертый вздрогнул и пристально всмотрелся в лицо Трубникова:
– Дядя Коля, – сказал он.
В это время Трубников видел перед собой только его – Мишу, сына своего старого давно погибшего друга, тоже милиционера, больше он не видел и не слышал ничего, настолько неожиданной была эта встреча, хотя неожиданной – это не то слово – шокирующей. Кого угодно видеть в роли преступника, но только не Мишу, которому он столько помогал, к которому приходил на каждый день рожденья с трех лет, которому помог с поступлением в юридический институт, а потом и с работой. Он шел к нему, словно все еще не верил, что это он, словно хотел потрогать его, чтобы удостовериться. А в это время в сотый раз трезвонил его мобильник в машине, трое уже давно стояли неподалеку с интересом наблюдая сцену встречи, не зная, что им делать, нападать или нет? Миша испытывал не меньший шок, чем Трубников. Он так и застыл с пистолетом в руке. Трубников подошел к нему, совершенно не обращая внимания на пистолет:
– Ты, это ты? И в Башмакова ты стрелял?
– Нет, – пришел в себя от шока Миша, – нет, я в лошадь стрелял, она моих ребят копытами бить стала, а он сам под пулю бросился. Сбрендил старый хрыч, заорал: «Тру-ля-ли», руки раскинул и под пулю.
– И давно ты так подрабатываешь?
– Тебя не спросил! Мне машина нужна, извини, дядя Коля, мы на твоей уедем.
– Миша! – закричал Трубников, – Ты же, сволочь, имя отца опозорил, ты же мне в сердце плюнул. Тебе деньги нужны? Тебе Галина после побоев золото отдала, ради этого… Ради этих паршивых колечек, сережек ты, ты…