Человек усмехнулся.
- Не сказал бы, что я молод.
- Тебе просто кажется. Готово. Давай есть.
Она достала тарелки из шкафчика и разлила по ним суп. Расставила тарелки, дала человеку ложку. - Вкусно. А что это?
- Суп из требухи, ел такой когда-нибудь?
Человек покачал головой в отрицании.
- Ты ешь-ешь. Глянь на себя, худющий какой.
- Раньше я таким не был. До похода, в смысле. Не знаю, чего это со мной не так... - человек подумал, съел ещё пару ложек, его пауза неприлично затянулась. - А может быть я слишком стар, чтобы куда-то идти?
- Я же уже сказала тебе, что ты не стар.
- Я так не считаю, - покачав головой, человек отодвинул пустую тарелку, показав жестом, что больше не хочет. - Никогда об этом раньше не думал, нов последнее время мне больше и больше кажется, что... хотя, что это я такое говорю? Я же вышел из дому только вчера!
- Уверен в этом?
- Нет... Может и не вчера. Столько времени прошло... и всё это время... вот всё оно, на всём его протяжении мне кажется, что я зря сделал то, что сделал.
Женщина молчала, хлопоча у плиты - она заваривала чай.
- Я пошёл в город, а где он, этот город? Я пошёл за едой, а где она, эта еда? Я ушёл из дому и потерял всю свою уверенность. Я знаю только то, что ничего не знаю и ничего не понимаю.
По кухне расплылся запах заваренного чая. Густой, горячий, нежный.
- Да, дома принимать решения легче, - сказала женщина. - Гораздо легче. Я решила остаться в своём, хотя мой сын тоже ушёл. И его жена ушла, забрав с собой детей.
- Они поели серой земли?
- Жена сына с детьми - нет. Он очень непростой человек, её можно понять. А сын... когда засияла фиолетовая луна, он вышел наружу, спустился к реке, напился из неё и наелся земли с её дна. Я думала, он окончательно сошёл с ума... - женщина улыбнулась и покачала головой. - Может быть он и сошёл. Теперь его здесь нет и это главное. Я хотела поступить так же, чтобы пойти за ним, мне почему-то кажется, что если я поем серой земли, то сразу узнаю то, что мне нужно знать. А ведь я хочу знать, где мой сын? Значит, я это узнаю.
- Так почему же ты решила остаться здесь?
Женщина вздохнула и разлила чай по кружкам.
- Ты веришь в то, что у некоторых предметов есть душа? Они могут к тебе привязываться. Как можно бросить что-то, что к тебе привязалось? Я не могу уйти из этого дома. Он мой, он меня любит, а я люблю его. Но ты... ты ушёл из своего. Это можно считать подвигом.
- Никогда не чувствовал себя более неуверенным в себе, чем сейчас.
- Надейся, что это пройдёт.
Она больше не говорила, да и человеку нечего было сказать, они пили чай и смотрели кто куда, но не друг на друга. Разговор у них вышел сумбурный, ведь каждый говорил о своём, о том, что волновало его, слабо связывая это со словами собеседника.
- Так ты хочешь уйти, но не можешь?
Женщина кивнула.
- Я думаю, если тебе не хочется уходить, то уходить и не надо. Особенно сейчас, когда светит фиолетовая луна, - человек допил и поставил чашку на стол. - Я немногое понял о том, что случилось, но уж точно осознал то, что нужно доверять своему нутру. Если твоё нутро говорит тебе делать что-то, то это что-то нужно делать. Мир очень изменился, это всё, что я вижу. И хоть я очень не уверен в себе, но сейчас... - и человек понял, что говорит это не женщине, а себе, и что она смотрит на него с улыбкой, и что суп из требухи - вкусен, а местность вокруг не так уж и враждебна.
Поэтому человек остался. И когда он решил это, то снова его поглотила окружающая среда и он стал для неё своим.
Здесь было неплохо, хотя и непривычно для человека, жившего долгое время совсем в другом климате, но он быстро привык к тяжёлому, влажному воздуху, к жаркому солнцу, к реке у самого дома, к тяжёлой работе, к тяготному сну на кровати, к тому, что некоторые люди, появившиеся вокруг, его не очень-то и любят, но главное - женщина, каждый вечер гладила его по голове и говорила:
- Ты в порядке, сынок?
А значит всё действительно было в порядке и ничего не стоило сожалений. Человек жил, охотился, ел опоссумов, змей, лягушек, танцевал у костров с другими людьми, которые хоть и не сразу, но приняли его, а значит это была хорошая жизнь. Но всё это - совсем другая история, совершенно здесь не нужная, и, значит, оставшаяся где-то там вдалеке.
Однажды ночью человек проснулся, и понял, что сквозь окно на него светит фиолетовая луна, такая же огромная, какая была у него дома, в настоящем доме.
И человек ушёл, на прощанье поцеловав женщину в её сухую щёку.
Он спустился вниз к реке, где всё ещё были рельсы, черпнул на прощанье, умыл лицо, хотел было прогнуть на железную дорогу, но его окликнула проснувшаяся женщина.
- Посмотри на себя ,чужак! Ты же такой худой!
В голосе её был задор, как при первой их встрече.
- А может, всё-таки останешься?! Отъешься хоть нормально! У меня еды полно!
Человек зашёл на железную дорогу, нащупал ногами рельсы и пошёл дальше.
Он снова и снова шёл, понимая, что скоро окружение непременно изменится, и оно, в конце концов, действительно изменилось. Человек и сам не заметил, как это произошло: вроде бы моргнул или на что-то отвлёкся, а когда снова осмотрелся вокруг - всюду лишь только падающий снег, сугробы и светящая с неба фиолетовая луна.
Холод не ощущался, но было понятно, что нужно лишь сойти с рельс, чтобы оказаться в его власти. Поэтому человек шёл быстро, надеясь, что скоро обстановка сменится ещё раз, хоть и понимая где-то на границе разума, что этого не произойдёт.
Вид вокруг был удивительно красивый, особенно с этих рельс. Человек мог любоваться красотой зимы, будучи сам в безопасности. Он и любовался. Это была не такая зима, которую можно было бы видеть ранее - это была зима...
-...фиолетовой луны, хотя снег, я уверен, не гнилой... ведь он падает с неба. Интересно, что случилось с небом? Ах, небо, какое же небо!
Необычное, но не только из-за луны, а само по себе. Человек подумал, что не может описать этого, а даже если мог бы, то никто, кому довелось бы его описание читать, не смог бы это представить. Потому что небо было удивительно чистым и удивительно мёртвым. Удивительно гнилым. Но не гнилью земли - гнилью высохшего забальзамированного трупа.
- С забальзамированного неба сыплется забальзамированный снег, готов поспорить, что мороз там тоже удивительный... забальзамированный...
И хоть погода вокруг оставался одной и той же, но местность менялась. Человек вышел из заснеженных холмов, рельсы шли куда-то вниз, а там скрывались густым идущим снегом. И спустившись ниже человек понял, что рельсы теперь идут по льду. Огромное, огромное море раскинулось так широко, что куда ни кинь взгляд - всюду лишь зелёноватый лёд.
- Меня это пугает.
Он пошёл ещё быстрее, почти побежал, и вовсе не из-за того, что боялся провалиться. Он не боялся. Он знал, что море промёрзло насквозь. Это и пугало. Так, как не пугала гнилая земля, и так, как не пугал бальзамированный снег, как не пугало высохшее море и разрушенная лощина: в них ещё оставалась хоть какая-то жизнь. Замороженное море же было мертво. И вся эта смерть навалилась на одного него, человека, шедшего через неё. Ужасное, ужасное испытание.
Поэтому он шёл вперёд, не думая даже, даже представить не решаясь, что сможет остановиться хоть для чего-нибудь.
Но всё же остановился. Потому что в этой бесконечной смерти увидел кого-то живого. Это был некто, почти неразличимый с рельс. Он полусидел-полулежал на зелёном льду, одну ногу выпростав из под себя, а вот второй ноги у него вроде бы видно и не было, но, приглядевшись, человек понял, что она попросту вмёрзла в лёд. Сидевший посмотрел на идущего по рельсам человека и покачал головой. Жест его был так слаб, что с его усов и бороды даже не осыпался снег.