Старик жил себе и жил, но тут, где–то там, очень далеко, в сердце человеку вошёл нож и старик проснулся. Он сперва сам не понял от чего, пока не ощутил странную влагу где–то в ногах.
Толком ещё не проснувшись, старик сразу вспомнил очень далёкие, хотя, может и не очень, времена, когда точно так же с ним случались недоразумения, за которые ему и доставалось от… вроде бы это была дочь, и вроде бы даже любимая дочь.
Но он проснулся и осознал, что теперь старческих недоразумений с ним случаться и вовсе не может. Быстро опустив сухую, морщинистую руку вниз, старик прикоснулся к мокрому халату и поднял пальцы к глазам.
Кровь.
Старик быстро подскочил с лежанки на земле, распахнул халат, спустил штаны и осмотрелся, но, нет, нет. Кровоточил халат, именно он.
И тут старик вспомнил.
— На вот, укройся. Холодно. Плохо выглядишь…
С халата капало медленно и неостановимо.
Старик покачал головой и задумался. Тихо дул слабый ветер, светила с неба фиолетовая луна, поблёскивала соль. Старик пошёл вперёд, сперва медленно, а потом быстрее и быстрее. Он бежал бы, если бы мог, конечно.
Он двигался назад. В обратную сторону от той, куда шёл, потому что где–то там он встретил человека, а значит, именно там и находилось то, что ему нужно. Старик проходил мимо кораблей, в которые стучался раньше, и обитатели этих кораблей теперь уже смотрели ему вслед. Приятно смотреть на человека, у которого есть цель. Люди из кораблей, которые раньше пускали старика, завидя его, выходили навстречу и приглашали зайти снова, но старик поднимал кровоточащую полу халата, тыкал пальцем, объяснял, и люди отпускали его.
Через сутки движения старик оказался возле корабля, где его однажды избили.
Что это был за корабль? Старик не мог сказать. Он не разбирался в кораблях. Имени у корабля не было — лишь какие–то остатки букв на месте, где оно раньше располагалось. Но сам корабль, большой, наверняка очень удобный изнутри, выглядел очень внушительно, размером с большой, в три этажа, наверное, дом, он лежал на сухой земле и немного пугал старика.
Его заметили ещё издали, как и в тот, прошлый раз. К старику вышла группа молодых людей, несколько парней и пара девушек.
— Опять припёрся старый. И что ты тут забыл, тебе мало? — сказал высокий и смуглый, как и сам старик, юноша, рука которого была толще, чем нога старика. — Давай, вали отсюда.
— Вы чего. Я же иду мимо…
— А не нравится, что ты мимо ходишь. Ты себя видел? Старый мамбет. От тебя говном воняет.
— И вовсе ничем не воняет…
Одна из девушек, с узкими глазами и белой, почти молочной кожей, засмеялась:
— Как же не воняет? Вон же с тебя капает!
— Да ты чего… — старик почему–то смутился и опустил голову вниз. — Это же кровь…
Молодые обступили его почти со всех сторон, перекрывая дорогу.
— С первого раза ты, выходит, ничего не понял… — сказал всё тот же высокий и смуглый, неприятно улыбаясь и довольно поблёскивая глазами.
— Да всё я понял… Хватит!
Старик развернулся, но не успел он сделать и шагу, как парень схватил его за плечо и дёрнул на себя.
Раньше бы, конечно, старик наверняка упал бы в песок и свернулся в комочек, пережидая, пока мучители устанут пинать его ногами. Главное — это прикрывать голову. Но сейчас он уже не мог так поступить, ведь там, где–то далеко, тот, кто отнёсся к нему по–человечески, похоже, страдал. Разве можно было струсить?
Хотя ему хотелось.
— Охуел?!
Парень возмущённо–удивлённо смотрел на старика, который скинул его руку с плеча и резво отпрыгнул в сторону.
— Ты… да я тебя…
Он кинулся на старика, но тот снова отпрыгнул в сторону и отбежал подальше.
— Ты чего?! А ну иди сюда!
В ответ старик лишь рассмеялся. И как оно так получилось, как он мог это забыть? Он снова, как тогда, когда был молод, начал ощущать в своих ногах каждую мышцу, каждую вену. Они, конечно, давно уже не работали так, как прежде, но что–то изменилось, и старик чётко осознал: он может бежать, и даже так, как не бежал никогда.
И он побежал, совершенно не обращая внимания на кинувшихся за ним людей, ему было просто наплевать.
Он бежал, и бежал, и бежал.
В лицо ему бил ветер так, как давно, во времена молодости, старик закрыл глаза и раскинул руки, сосредоточившись лишь на беге.
Быстрее…
Ещё быстрее…
Ему стало не хватать воздуха, но не из–за того, что он устал, а наоборот: из него рвалась сдерживаемая ранее сила, открывшаяся только теперь. Она рвалась так сильно, что с каждым ударом сердца грудь старика трещала, и осколки костей уже начинали прорывать кожу.
Старик разогнался так, что ещё чуть–чуть и одежда бы начала дымиться. Когда ему стало уже почти невыносимо, он гортанно и дико закричал, а потом бросился со всего разгону и размаху оземь. Грудь его треснула и раскрылась, но оттуда не хлынула кровь, и вообще ничего такого не произошло.