Человек молчал, давая старику продолжать. Тот же, довольный этим, рассказывал дальше.
— Здесь жили люди обычные… такие как я.
В свете костра старик поднял лицо от полы халата, и оно словно бы появилось: очень морщинистое, с тонкими губами, узкими глазами и кожей, отличной от того оттенка, который был у его собеседника.
— Хорошие люди. Они любили лошадей, потому что по миру надо бежать и мир надо сотрясать. Эти люди водили стада и иногда воевали… хорошие люди, ведь даже такие иногда воюют. То, что ты видел, то, что ты назвал «кораблями» — это такие же лошади. Только водные. Они когда–то были здесь и ходили по морю. Я же уже говорил, что здесь раньше было море?
— Говорил.
— Они ходили прямо по морю. Но потом люди выпили всю воду отсюда.
— Ты же сказал, что они стали брать воду из двух рек и взяли её слишком много?
— Вот–вот. Они её выпили. Людей стало очень много, они приходили сюда, становились на колени и пили–пили–пили… Вот море и опустело. Лошади умерли, люди, съев их мясо, стали жить в этих оставшихся скелетах. Они окаменели, понимаешь? Стали твёрдыми, похожими на дома. В них вполне можно жить.
И они замолчали, продолжая жевать мясо. Старик, наевшись до разбухшего живота, откинулся и рыгнул. Человек тоже ел до тех пор, пока не понял, что больше в себя не впихнет, как раз в этот момент мясо и кончилось.
Старик вздохнул и внезапно заговорил:
— Хорошая была земля… Жалко, что она умерла.
— Наверное, жалко.
— Это ещё не самое плохое место, уж поверь мне! Тут где–то, в десяти днях пути бегом… ну… там тоже мёртвая земля. Раньше на ней росли огромные грибы. А теперь там совсем жить нельзя.
Человек промолчал, покачав головой.
Старик тоже замолк, но ненадолго. Видимо, он не наговорился.
— Так откуда ты?
— Мимо иду, сказал же.
— Я спросил ОТКУДА! — старик усмехнулся. — Хотя, чего я кричу? Я слабый. Ты, если разозлишься, легко меня побьёшь. Ведь побьёшь?
— Да зачем мне тебя бить?
— Все били. Я когда молодой был — сильный был. А потом… — старик развёл руки в стороны и свёл ладони близко–близко друг к другу. — А потом слабый стал. И все начали бить меня. Я ещё и из–за этого уйти хотел.
Человек покачал головой, потому что не знал, как тут можно ответить. Старик кивнул, понимая, что человек хочет что–то сказать, но не знает, как это выразить, а потом откинулся назад, перевернулся на бок и сразу же уснул. Человек посмотрел на него: лежащего в старом халате из лошадиной шкуры, старого и слабого, идущего по дну высохшего моря, где стоят корабли, в некоторых из которых ещё есть люди, не хотящие ни выходить, ни пускать к себе кого–нибудь. Человек понял, что старик один, и так и останется один. Он коснулся халата старика пальцами, словно оставив памятку о себе, и ушёл.
В голове человека поселилась твёрдая уверенность в том, что так и должно быть, поэтому он встал, отряхнулся от соли с гнилой землёй пополам, и вернулся на рельсы.
Он двинулся вперёд, и…
— …где это я?
Человек шёл теперь гораздо медленнее. Путь пролегал через небольшую лощину, расщелину даже, почти по колено в воде, но рельсы всё равно были видны даже небрежно кинутому взгляду. Дома, стоящие над расщелиной, по обе её стороны, человеку ни о чём не напоминали: слишком незнакомая архитектура, слишком непонятная местность.
Человек сошёл с рельс, чтобы рассмотреть её получше, и удивился, как устал, потому что сделал, казалось бы, всего пару шагов, но впору ложиться и спять прямо тут. Может быть, ещё не прошла прошлая усталость? На это трудно было ответить. Человек шёл вперёд.
Воздух был непривычно влажный, тяжёлый, попахивающий болотом. В домах, стоявших выше, не чувствовалось совершенно никакого присутствия, и защиты никакой, подобной той, что была в домах в деревне человека, тоже ощутить не получалось.
— Может, потому что это чужие дома? Хм… чужие дома. Может, я не чувствую чужие дома? Хотя нет, чувствовал же их в посёлке… может это наоборот — ничьи дома? Похоже, что так. Зайти, что ли?
Но нет, он не стал. Дома не вызывали никаких чувств — вот в этом–то и была проблема, что они ничего не вызывали. Слишком пустое место всегда вызывает подозрение.
Поэтому человек шёл, просто шёл по колено в воде, чувствуя рельсы под ногами.
И снова не садилось солнце.
И снова никуда не бежали облака, небо оставалось недвижимым.
Человек уже начал догадываться, почему, и поэтому он совершенно не удивился, когда услышал из окна одного дома:
— Эй, ты! Ты живой!
— Конечно я живой! — закричал он в ответ
— Ну так давай, лезь сюда! Вечереет уже, куда ты на ночь глядя пойдёшь? — голос был женский.