Представление заканчивается. Зачарованные зрители, сидевшие вдоль стен зала, начинают молча расходиться. Видно, что большинство присутствовавших (за исключением иностранных туристов) вместе с дервишами переживали состояние религиозного экстаза, хотя атмосфера веселой ярмарки, царящей перед входом в зал, с зазыванием торговцев сувенирами мало способствует сосредоточению. Но, оказывается, и это соответствует философии Джеляльэддина Руми, для которого смерть, как соединение с богом, была высшим блаженством. И он завещал своим последователям веселиться в день его смерти.
Последователи Мевляны, духовное влияние которого распространяется за пределы Турции, на Сирию и Ирак, в значительной степени отошли от традиционного ислама. Да и ему самому не чужды были пантеизм, почерпнутый из персидских легенд, философия Платона и даже христианство.
Отпечаток величия философа XIII века сказывается и на сегодняшней Конье.
Лавчонки полны сувенирами с изображением Мевляны и пляшущих дервишей. Но главное — его мавзолей, который возвышается над городом. Этот старинный монастырь скрывает в своих стенах настоящие сокровища сельджукского искусства XIII века. Уже само залитое солнцем подворье монастыря, в котором журчит фонтан и курлычат голуби, напоено особой безмятежностью и сосредоточенностью. Вокруг — светлые кельи дервишей, а посредине — мечеть, в которой теперь устроен музей. К мечети примыкает гробница самого Мевляны и его близких; конусообразный восьмиугольный, характерный для сельджукской эпохи купол гробницы выложен бледно-зелеными глазурованными плитками с золотым рисунком.
Мавзолей Мевляны
Подобные мавзолеи можно увидеть и в других местах, где оставили свой след турецкие племена. 11с исключено, что первые сельджуки пытались в камне запечатлеть конусообразную форму шатра, в котором жили их предки-кочевники.
Поражает и очаровывает обилие золота и глазури, сказочные по краскам, богатству и благородству орнаменты бывшей мечети. Гробы Мевляны и его шестидесяти приближенных покрыты шелком и бархатом чудесного зелено-голубого цвета; на покрывалах золотыми нитями вышиты восточные орнаменты и стихи из Корана. В изголовьях тех, кто прославился еще при жизни, стоят высокие тюрбаны. Обращает на себя внимание погребение отца Мевляны: его гроб не лежит, а стоит, потому что, как гласит легенда, «султан мысли», когда пришел его смертный час, поднялся с ложа навстречу Магомету, который сошел к нему на свидание… И все это озарено светом, падающим сквозь цветные витражи. В мечети в стеклянных витринах собрана большая коллекция рукописных Коранов, украшенных богатым орнаментом; самый старинный Коран насчитывает чуть ли не тысячу лет. Некоторые из них не больше спичечного коробка. Поневоле задумаешься над тем, как художнику удалось уместить на таких маленьких листочках пергамента арабскую вязь священного писания, да еще найти место для разноцветных украшений на нолях книги. Вероятно, такая работа могла быть сделана только с помощью лупы. Здесь же собраны и другие предметы- культа: уникальные коврики для молитв (есть семисотлетней давности), удивительные по красоте чеканные серебряные подсвечники, искусно выполненные деревянные подставки для Коранов, старинная одежда дервишей. Все это внимательно и с благоговением вместе с нами осматривает большая группа людей, среди которых особенно много женщин и стариков. Но есть и молодые люди. Как видно, мистическая символика Братства пляшущих дервишей оказывает свое воздействие и сегодня…
Большинство сельджукских построек сохранилось до наших дней. К сожалению, ничего не осталось от великолепного некогда дворца Алаэддина, который в XIII веке объединил под своей властью значительную часть Малой Азии и которого за успехи в строительном деле прозвали сельджукским Юстинианом. Правда, на вершине поросшего зеленью холма Алаэддина стоит построенная им же и почти не изменившаяся с тех пор мечеть.
Эта мечеть без купола являет собой классический образец древней сельджукской архитектуры. Целиком высеченная из камня и асимметричная по форме, она напоминает арабские мечети Омейядов в Кордове и некоторые мечети Каира. Ее остроконечные своды опираются на сорок две колонны с прекрасными греческими капителями. Впрочем, удивляться этому не приходится: ведь Конья — это древний Икониум! Каменный пол пестрит от множества разноцветных ковриков для молитв. В этой мечети веет холодом и монашеским аскетизмом, но вместе с тем и величием.
Мы бегло осматриваем здание старинной медресе Инджеминаре (Тонкий минарет), также относящееся к XIII веку. Сейчас от этого минарета, который, кстати, совсем не кажется тонким, осталась лишь одна треть, а остальное разбила молния в 1901 году. Сохранился удивительный по изяществу «кружевной» портал — одно из самых прекрасных произведений сельджукского искусства. А вообще-то, сегодняшняя Конья таит в себе не так уж много интересного.
За исключением центральной части, весь остальной город, относительно чистый и аккуратный по сравнению с другими турецкими городами, напоминает скорее большую деревню. Здесь, как и в других местах Анатолии, по улицам разъезжают разрисованные арбы…
Известное сельджукское изречение «поезди по всему свету, но прежде всего посмотри Конью» применимо к ней, нынешней, с большой натяжкой. Наоборот, когда покидаешь пород, в памяти остаются развалины стен древней Икопии, которая даже по территории была в два раза больше теперешней Коньи…
БУРСА — ПЕРВАЯ СТОЛИЦА ОСМАНОВ
Моей первой поездкой по стране была поездка в Бурсу, и я смогла тогда собственными глазами убедиться в контрастах анатолийского ландшафта. Угрюмые, голые, без малейшей растительности горные склоны остались позади. Кругом — сочная зелень пастбищ, а вдоль дороги — цветущие фруктовые деревья и пирамидальные тополя, которые издали кажутся топкими метелками. Чем ближе мы подъезжаем к Бурсе, тем пышнее становится зелень, и трудно поверить, что перед нами все та же Анатолия. Здесь каждый клочок плодородной лессовой земли вспахан, засажен, засеян. Бурса — это большой парк, или, вернее, фруктовый сад, снабжающий всю Турцию своими плодами. Объясняется это просто — обилием влаги: вокруг Бурсы из-под земли бьет около четырехсот родников и ключей; вот откуда буйная растительность, которая очаровывает путешественника, приезжающего из безводной, серой, каменистой Центральной Анатолии.
Ландшафт резко меняется, как только подъезжаешь к щиту с надписью «Вилайет Бурса». В отдалении, словно фон, нарисованный художником, высится сине-серый мрачный горный массив Улудаг. Вершина этого Олимпа древней Витании всегда покрыта снегом. А ближе к дороге растут платаны и тополя, но чаще темно-зеленые кипарисы. Эти «кладбищенские» деревья напоминают нам о том, что мы приближаемся к Бурсе — пантеону первых османских султанов, к городу, который и сейчас живет памятью о своем коротком периоде славы шесть веков тому назад. Бурса встречает нас розово-белой пеной цветущих персиковых и миндальных деревьев, которые шпалерами выстроились вдоль дороги.
Бурса лежит в центре плодородной долины реки Нилюфер. Город с населением в 240 тысяч человек производит приятное впечатление благодаря своей чистоте и порядку, а также любезности и гостеприимству его жителей. Я встретила здесь больше, чем где-либо в Турции, доброжелательных улыбающихся людей.
В какой бы части города вы ни оказались, из любой узкой улочки виден величественный Улудаг. В Бурсе особый микроклимат. После разреженного высокогорного воздуха Анкары здесь легко дышится. И погода какая-то особенная, «нетурецкая». Бурса напоминает некоторые городки французского Прованса или Италии.