АНАТОЛИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ
Нельзя говорить о современной Турции, не затронув проблему турецкой деревни, потому что города в этой стране — это небольшие яркие островки цивилизации среди первобытной жизни Анатолии…
75 процентов всего населения живет в деревнях. Некоторые деревни — а их насчитывается в Турции около сорока тысяч — напоминают, скорее, поселки, состоящие из трех-четырех десятков домов, затерявшихся среди скал и целины. Общая площадь обрабатываемых земель составляет чуть больше 23 миллионов гектаров. По данным 1963 года, 70 процентов земельной площади подвержено эрозии, и в стране почти ничего не Делается для борьбы с этим стихийным бедствием. Правда, кое-где, например вокруг Анкары, сажают леса. Однако посадка лесов — дело весьма дорогостоящее, чтобы это применять в широких масштабах. Большая часть лесов принадлежит государству, но в мае 1967 года в парламент был внесен законопроект о передаче лесов их прежним владельцам. Депутаты оппозиции выступили против этого законопроекта на том основании, что он противоречит статье 131 конституции. «Если мы встанем на такой путь, — заявляли они, — мы вообще потеряем наши леса и Турция вследствие эрозии вообще превратится в пустыню». Предотвращение эрозии почвы — предприятие неслыханно трудное и дорогостоящее. По оценке министра по делам деревни Юрдоглу, проведение такого мероприятия стоило бы почти 100 миллиардов турецких лир плюс еще 50 миллионов на орошение анатолийского плато.
Турецкая деревня и сегодня остается такой же, как много веков тому назад. По словам того же Юрдоглу, «как в давние времена, так и сейчас турецкий крестьянин живет в глиняных домишках. Наши крестьяне, по существу, и в настоящее время живут как тысячу лет назад». Очередной министр по делам деревни, Авджи, заявил в 1966 году, что среди 22 миллионов крестьян 19 миллионов начисто лишено дорог, 15 миллионов — питьевой воды, а 21,5 — электричества; только полмиллиона крестьян знают, что такое электрический свет.
Чтобы убедиться в безысходно нищенском существовании подавляющего большинства населения этой прекрасной страны, не надо специально и глубоко изучить проблемы современной Турции. Для этого надо просто сесть в машину и проехаться по обширным пространствам Анатолии. Вы увидите повсюду скопления глиняных халуп с маленькими окошками, заклеенными бумагой, в которых люди и животные ютятся вместе. Под окошками сушится навоз, которым здесь не столько удобряют поля, сколько топят печи… Вы увидите, как турецкий крестьянин и сегодня пашет деревянной сохой. По сведениям газеты «Миллиет», число сох в сельском хозяйстве не только не уменьшается, но, наоборот, растет. Если в 1960 году их было 1 999 259 штук, то в 1962 стало 2 087 725. Можно ли после этого удивляться, что средняя урожайность на один гектар в Турции ниже, чем урожайность в любой другой европейской стране, что земледелие не покрывает потребностей Турции в хлебе и она вынуждена импортировать около трехсот тысяч тонн пшеницы ежегодно.
Совсем по другому выглядят деревни на побережье, где земля плодородная и много воды. Но и здесь не крестьянин пользуется плодами своего труда, хотя здешние крестьяне живут богаче, чем в Центральной Анатолии. Как сообщает газета «Джумхуриет», годовой доход от сельского хозяйства в районе плодороднейшей долины Чукурова (вилайет Адана) равняется 2450 миллионам турецких лир, из которых 1200 миллионов приходится на 2800 помещичьих семей и 1250 миллионов — на 153 200 крестьянских семей. На обширных помещичьих полях в этом районе занято много сельскохозяйственных рабочих, у которых нет никаких прав. Выступая на семинаре по общественным наукам в Абандже — осенью 1966 года, профессор социологии Ближневосточного технического университета госпожа Кырай сообщила, что летом 1966 года правительство установило минимум поденной оплаты для сельскохозяйственных рабочих в 9 лир, но Союз помещиков установил свою оплату — 6 лир и, когда платит за работу, требует расписки в получении девяти. «Организованная власть помещиков, — говорила госпожа Кырай, — это новый фактор в расслоении нашей деревни».
Об аграрной реформе много говорилось еще при жизни Ататюрка. Однако, по сути дела, никакой реформы проведено не было. Аграрные отношения и в настоящее время носят анахронический характер. Проекты же, которые выдвигались в 1960–1965 годах, были еще менее прогрессивны, чем первый проект об аграрной реформе 1945 года. Тогда его утверждение сорвали защитники интересов деревенских ага из Народно-республиканской партии, а с введением многопартийной системы в 1950 году его вообще похоронили. Независимо от того, какая, партия стоит у власти, ага в деревне как верховодили, так и верховодят. Правда, сразу же после майского переворота был принят так называемый Закон 105, по-которому 56 самых богатых ага из южных районов Турции, которые беззастенчиво терроризировали и эксплуатировали крестьян, были принудительно выселены. Однако не прошло и двух лет, как они снова вернулись на свои земли… Принятый коалиционным правительством Иненю закон об аграрной реформе, с большим трудом утвержденный меджлисом (большинство депутатов, представляли Партию справедливости), был лишь словесной уступкой требованиям крестьян. Отсутствовали, бюджетные дотации, необходимые для проведения реформы, и пятилетний план никаких фондов на эти цели, также не предусматривал. Таким образом, Народно-республиканская партия еще раз обманула надежды крестьян.
По данным английского экономиста Джекоби, который находился в Турции в конце 1962 года, 72 процента крестьянских семей владели едва лишь 2,3 гектара земли каждая. Вышеупомянутый законопроект о реформе-предусматривал увеличение обрабатываемых площадей на 5 миллионов дёнюмов[22] и наделение землей малоземельных и безземельных крестьян. Но осуществление и этих мероприятий зависело от составления кадастровых реестров, которых в деревне фактически нет, а это на практике — независимо от других причин — сводило на нет проведение законопроекта. Джекоби предложил ряд мер, которые, по его мнению, могли исправить положение в сельском хозяйстве, но и они остались на бумаге, поскольку затрагивали интересы ага. Так, он предложил установить минимум владения землей и отчуждать излишки за определенную плату. Не прошло предложение-и другого английского эксперта, профессора Калдора о взимании налогов с высоких доходов в земледелии.
А вот другие данные: газета «Ени Истаибул» опубликовала анкету, из которой явствовало, что в то время, как официальный индекс экономического роста равнялся почти 7 процентам, индекс роста в сельском хозяйстве упал с 1,9 процента в 1968 году до 0,8 процента в 1969-м. Та же анкета сообщает, что полмиллиона турецких крестьян совсем не имеют земли, зато 38 тысяч помещиков владеют четвертой частью всех обрабатываемых земель.
Итак, все осталось без перемен. По подсчетам американского профессора Эноса, 84 тысячи турецких помещиков получают одну треть того, что получают 10,3 миллиона крестьянской бедноты. Средний ежегодный доход ага в сорок семь раз превышает доход бедного крестьянина.
Система «агалыка», то есть полуфеодального господства и засилья в деревне кулаков и шейхов, особенно распространена в Восточной Анатолии. «Здесь есть помещики, которым принадлежит по сорок деревень, — писал известный турецкий писатель Азиз Несин, — у крестьян же, которые работают на помещиков, нет ни своей ложки, ни постели…» Журнал «Ант» в марте-апреле 1967 года публиковал серию потрясающих очерков писателя Махмуда Макала из восточных районов под заголовком «Ничего нового на восточном фронте», в которых он описывает жизнь крестьян, прозябающих в нищете и полном забвении. Он рассказывает о своей беседе со старой крестьянкой. Поскольку она не говорит по-турецки, потому что в деревне живут в основном курды, объясняться им помогал ее внук, который выучился турецкому в школе. (Курдских школ в Турции нет.) Ее ответы на самые элементарные вопросы, как утверждает Махмуд Макал, могут служить своего рода эталоном невежества любой турецкой крестьянки, в какой бы части страны она ни жила. Женщина никогда не слышала ни об Исмет-паше, ни о Демиреле (он тогда был премьер-министром), она понятия не имеет, кто такие «левые» и «правые». На вопрос, кто стоит во главе государства, она ответила: «Султан, который живет в Стамбуле или в Анкаре». Когда же Махмуд Макал спросил ее, за кого она голосовала на последних выборах, она сказала: «Я не знаю, мне дали бумажку, и я опустила ее в ящик».