А уж они стронут с места небесные звезды…
Его описал в своих константинопольских записках И. А. Бунин: «И по мере того, как все выше и выше поднимались голоса флейт, жалобная печаль которых уже перешла в упоение этой печалью, все быстрее неслись по залу белые кресты-вихри, все бледнее становились лица, склонявшиеся набок… приближалось страшное сладчайшее „исчезновение в Боге и вечности…“» И вспомнил Саади: «Он отдал сердце земле, хотя и кружился по свету, как ветер, который после смерти поэта разнес по вселенной благоухание цветника его сердца».
Это о Мевлане. Но также и — разве только в более твердом, менее пышном, здоровом, как хлеб, слове — об апостоле Павле, Игнатии Антиохийском, Григории Богослове, Иоанне Златоусте, о тех, кто перекладиной креста соединяет небо и землю. Снова тебе дано догадаться, что Истина одна и в конце дороги мы должны встретиться у единого престола, а не у небесного отражения земной карты, где мусульмане неуступчиво граничат с буддистами, те с иудаистами, а иудаисты с христианами. Религиозная терпимость — есть только начало пути, но не весь путь, ибо в основе ее лежит недоверие к Истине или равнодушие к ней. Вместо расплывчатой терпимости должна войти в сердце любовь к постижению Единого, общее проникновение в сердце Господня замысла о мире, и «технология» этого проникновения явлена здесь всеми сторонами в горячей искренности и глубине.
Часть IV
Возвышенные гимны и сухие расчеты
Спроси у камня
Через год, в очередной раз отправляясь в Турцию, в места уже известные, однажды пройденные, я испытывал двойное чувство. Хотелось еще раз пережить первое волнение, и вместе с этим было совершенно очевидно, что в одну воду дважды не войдешь, и не давала покоя тревога: не выжжется ли и сама острота первого впечатления, не ослабнет ли зрение и не смутится ли сердце. Но и радость не оставляла — можно было попристальнее рассмотреть пропущенное из-за спешки в первой поездке, «дочувствовать» то, что оказалось едва наживлено, хоть краткое время пожить внутри того, чего в первый раз только коснулся.
Новость заключалась в том, что на этот раз мы летели с группой московских учителей словесности, истории и географии, которым в грядущем предстояло сеять семена интереса к этой стране и началам христианской культуры в собственном сердце, в сердцах учеников и их родителей. И это, конечно, не могло не сказаться на всей интонации паломничества.
Да и задачи у нас были пошире созерцательных. С нами в путь отправилась замечательный тюрколог Калерия Белова, чье присутствие автоматически снимало многие проблемы перевода. Летел и петербургский скульптор Борис Сергеев с первым эскизом памятника апостолу Павлу, об установке которого на родине апостола в Тарсе мы и предполагали договориться. Сергей Власов, командор международного ордена Святого Константина Великого, вез свою книгу о византийском императоре, чтобы не только представить ее на земле своего героя, но и передать каждому участнику поездки для скорейшего ознакомление с исторической «картой» этой земли. Московская патриархия благословила в поездку молодого священника Ильинской церкви в подмосковном Пушкине отца Виталия Якимчука, и батюшка оглядывал свою умную паству, учебу у которой сам оставил совсем недавно, без робости, а скорее с внутренней улыбкой над переменой ролей — теперь учителем предстояло быть ему.
Впрочем, в мои обязанности не входила историография поездки, и я больше рассматривал памятники, стараясь «разговорить» их.
Уже в Адане нас встречало местное руководство. Кажется, из Москвы это был первый в истории русско-турецких отношений авиарейс такого масштаба, и губернские, городские и туристические власти надеялись на дальнейшее сотрудничество и были искренне заинтересованы принять получше. И слова о дружбе, внешне еще вполне дежурные, в дни, когда Штаты бомбили Афганистан, суля «возмездие» исламскому фундаментализму, в исламской стране приобретали новый оттенок. Становилось ясно, что перепутавшиеся нити и ставшие достаточно крепкими узлы, которые завязались в стране, где тлеет в националистическом сердце пантюркистская идея «Великого Турана» и где разрабатывается «зеленая идеология нового османизма», надо будет развязывать менее драматическим способом.