«Нет, — ответил Турджан. — Земное небо — бездонная темная синева, и в этой синеве движется древнее красное Солнце. Когда наступает ночь, в небе загораются звезды — они образуют созвездия, я тебе их покажу. Эмбелион прекрасен, но Земля обширна, ее горизонты простираются в таинственную даль. Как только Панделюм мне позволит, мы вернемся на Землю».
Тсаин любила купаться в ручье; Турджан иногда спускался с ней на берег и мечтательно забавлялся, обрызгивая девушку водой и бросая в ручей камешки. Он предупредил Тсаин об опасности, исходившей от ее сестры, и она обещала сохранять бдительность.
Но в один прекрасный день, когда Турджан уже готовился к отбытию, она ушла по лугам дальше обычного, забывшись в созерцании спектральных переливов неба, величественных высоких деревьев с утопающими в туманной дымке кронами, изменчивых цветов у нее под ногами; она смотрела на мир с изумлением, доступным только тем, кто недавно встал из растильного чана. Тсаин поднялась и спустилась по нескольким склонам, после чего зашла в тенистый лес, где журчал еще один ручей. Напившись прохладной воды, Тсаин прошла дальше по берегу и вскоре заметила небольшую землянку.
Дверь хижины была открыта. Тсаин заглянула внутрь — ей хотелось знать, кто там живет. Но землянка пустовала; единственными предметами в ней были аккуратная циновка из травы, полка с простой посудой из дерева и олова, а также стол, на котором стояла корзина с орехами.
Тсаин повернулась, чтобы уйти, но тут же услышала топот копыт, угрожающе приближавшийся, как дробь барабана судьбы. Черный конь остановился прямо перед ней. Тсаин робко отступила в хижину — все предупреждения Турджана пронеслись у нее в памяти. Но Тсаис спешилась и направилась к ней со шпагой наготове. Она уже замахнулась, чтобы нанести удар, когда глаза двух девушек встретились — и Тсаис удивленно замерла.
Если бы кто-нибудь стал свидетелем этой сцены, ему пришло бы в голову, что никто никогда не видел ничего подобного. Две одинаковые красавицы в одинаковых белых бриджах, подвязанных на талии, с одинаково горящими глазами и растрепанными черными волосами, одинаково стройные и бледные, стояли лицом к лицу — но лицо одной выражало ненависть к каждому атому мироздания, тогда как лицо другой с восхищением приветствовало жизнь.
Тсаис обрела дар речи: «Как это может быть, ведьма? Мы похожи, как две капли воды, но ты — не я. Или на меня снизошло наконец благословение безумия, чтобы помрачить мое восприятие мира?»
Тсаин покачала головой: «Меня зовут Тсаин. Ты, Тсаис — моя сестра, мы близнецы. Поэтому я должна тебя любить, а ты должна любить меня».
«Любить? Я не люблю никого и нечего! Я должна тебя убить и тем самым избавить мир от еще одного исчадия зла!» Она снова замахнулась шпагой.
«Нет! — отчаянно вскрикнула Тсаин. — Почему ты желаешь мне зла? Я на сделала ничего плохого!»
«Плохо уже то, что ты существуешь! Кроме того, ты издеваешься надо мной и оскорбляешь меня, явившись сюда в моем безобразном обличье!»
Тсаин рассмеялась: «Безобразном? Этого не может быть. Турджан говорит, что я — красавица. Поэтому ты — тоже красавица».
Бледное лицо Тсаис окаменело: «Ты надо мной смеешься».
«Ни в коем случае! Ты на самом деле прекрасна».
Острие шпаги Тсаис опустилось к земле. Ее лицо расслабилось, стало задумчивым: «Красота! Что такое красота? Может ли быть, что я лишена способности видеть, как все, что какой-то демон искажает мое зрение? Скажи мне: как увидеть красоту?»
«Не знаю, — призналась Тсаин. — Для меня это очень просто. Разве радужные переливы неба не прекрасны?»
Тсаис с изумлением посмотрела вверх: «Эти режущие глаза сполохи? Они вызывают либо раздражение, либо уныние, но в любом случае омерзительны».
«Смотри, как изящны эти цветы — хрупкие, очаровательные!»
«Паразиты! Причем они отвратительно воняют».
Тсаин была в замешательстве: «Не знаю, как объяснить тебе красоту. По-моему, ты ничему не радуешься. Что-нибудь приносит тебе удовлетворение?»
«Только убийство и разрушение. Надо полагать, в убийстве и разрушении есть красота».
Тсаин нахмурилась: «Я сказала бы, что убийство и разрушение — это зло».
«Ты на самом деле так думаешь?»
«Я в этом убеждена».
Тсаис снова задумалась: «Как же я могу решить, чтó мне следует делать? Я знала, чтó делать — а теперь ты говоришь, что это зло!»
Тсаин пожала плечами: «Я прожила всего несколько дней, мне не хватает мудрости. Но я знаю, что всё живое появляется на свет, чтобы жить. Турджан мог бы тебе это объяснить гораздо лучше меня».