Акгюл вытерла слезы. Ее милая Гюлесен попала в беду! Как же это несправедливо - ее старшая сестра, такая чудесная, такая умная, попала в беду. Акгюл хотелось разреветься от отчаяния, которое ее охватило и от бессилия. Но она знала, что маме не нравится, когда она плачет, тем более о беспутной сестре, нарушившей родительскую волю. И была еще та туристка, которой надо помочь - она ведь ждет Акгюл там, в кафе. - Мамочка, я не буду плакать. Скажи, как нам уговорить отца? Может если мы поможем этой девушке, кто-то сжалится и поможет нашей Гюлесен? - Акгюл, ты становишься своенравной, - строго сказала Саригюл. - Отцу это не понравится и Шафаку тоже. Акгюл покраснела: Шафак был ее женихом, они должны были пожениться когда он полностью переймет дела у своего деда - прибрежное кафе и рыбный магазин на другом берегу Босфора. - Отец сказал, через два дня Шафак будет гостить у нас. Акгюл, помни об этом! А теперь ступай, приведи туристку сюда, - Саригюл тяжело поднялась. - Но в дом не веди, пусть ждет во дворе. - Спасибо, мамочка! - Девушка ловко вскочила на ноги, обняла мать и тихо выскользнула из дома. Юля все также сидела в кафе за столиком - ноябрьское солнце хоть и грело еще, но уже клонилось к закату и тепла становилось все меньше. Она очень надеялась на официантку - больше все равно не на кого. Ночевать в ноябре под открытым небом она ни за что бы не решилась. Девочку она увидела издали - та бежала ей навстречу и улыбалась. - Пойдем, пойдем со мной, - потянула ее за руку Акгюл. - Все хорошо. Мама уговорит папу, я уверена. - Погоди, как тебя зовут хоть? - оторопела Юля. - Акгюл, - засмеялась девчушка. - А меня Юля, то есть, Джулия, - поправилась Юля, понимая, что русские имена - не самые легкие для произношения. - Юл-а, - произнесла девушка и засмеялась. - Идем же! Солнце уже скрылось за горизонтом и все вокруг резко изменилось: потемнело и похолодало. Если днем солнце еще дарило обманчивое ощущение конца лета, то после заката осень заявила о себе в полную силу: налетел холодный ветер, и стало ясно, что через каких-то пару дней о лете останутся одни воспоминания. Девушки шли по кривым узким улочкам. Домов в деревушке было немного и среди них были как жалкие лачуги, так и милые, словно курортные, домики. - А что означает твое имя? - спросила Юля. - Я читала, что ваши имена обязательно что-то означают. - Да, это так. Мое имя переводится как "белая роза". Маму мою зовут Саригюл - "желтая роза", а старшую сестру - Гюлесен, что означает "здоровая роза". - Какой цветник у вас дома! Розарий то есть, - улыбнулась Юля, подумав, что для девочек выбраны очень симпатичные имена. - Это традиция. В мамином роду всем девочкам давали имя Роза. Когда отец женился на маме, она попросила оставить ей эту традицию - в память о своей маме. И он согласился. - Как у вас пусто на улицах, - заметила Юля. - А ведь еще не ночь. - У нас рано ложатся и рано встают. Мужчины или рыбачат и рано в море уходят, или в ресторанах работают на тяжелых работах и тоже рано встают. Женщины на кухне обычно: или в ресторанах, или дома. Пожилые за детьми присматривают. Юл-а... я хочу тебя попросить. Ты не удивляйся ничему у нас дома, хорошо? Отец не любит иностранцев, но может быть маме он не откажет. - Хорошо. Только ты будь рядом, ладно? А то я не знаю ваших обычаев и могу невольно обидеть твоих родителей. Акгюл сразу посерьезнела и Юля поняла, что они пришли. Небольшой двухэтажный домик кремового цвета с красной черепичной крышей. Забор на несколько тонов темнее цвета крыши. В нескольких местах деревянные столбики забора покосились, но в целом выглядели опрятно. Акгюл открыла калитку и пропустила Юлю вперед. Во внутреннем дворике не было ничего кроме нескольких хозяйственных построек и кресла со столиком у яблони. Возле кресла стоял кальян, а на столике лежала пачка табака. Во внутренний двор выходила деревянная терраса на первом этаже дома и вход в дом. На террасе были разбросаны подушки и циновки, стоял еще один кальян и валялись газеты. И без вопросов было ясно, что здесь любимое место отдыха главы семьи. Акгюл забежала в дом, жестом попросив Юлю остаться снаружи. В ожидании Акгюл Юля осмотрелась. По сути дела этот деревенский дом ничем особым не отличался от любого другого деревенского дома в любой другой стране. Ну разве что светлой окраской стен и явно восточным узором деревянной террасы. Ага, и на внешней стороне входной двери мозаика. Газон аккуратно подстрижен, к дому и к хозпостройкам ведут аккуратные дорожки из гравия. Хлопнула дверь и Юля обернулась. На крыльце стояла грузная женщина в длинном платье и с покрытой головой. Смуглое лицо с сетью морщинок, черные глаза и выбившаяся из-под платка прядь темных волос, уже тронутых сединой. Акгюл сказала, что ее маму зовут Саригюл - "желтая роза". Да, она напоминала розу - увядшую, но с гордой осанкой. Но взгляд был цепким и не слишком доброжелательным. Она оглядела Юлю с головы до пят, обернулась и что-то крикнула. Тут же появилась Акгюл (видимо мать просила ее переводить). - Как тебя зовут? - спросила Саригюл посредством своей дочери. - Юл-а, - на манер Акгюл произнесла Юля. Если девочке так легче произносить имя, то и матери тоже сложно не будет. - Откуда ты? - Я приехала в Стамбул из другой страны. Взяла экскурсию сюда и опоздала на пароход. - Юля умышленно не стала называть свою страну: вряд ли деревенская женщина, судя по всему из традиционной мусульманской семьи, знает о существовании Прибалтики. - Почему ты опоздала на пароход? - продолжала тем временем допрос Саригюл. - Я была наверху, в развалинах, засиделась, смотря на Босфор, и потеряла счет времени. И странно, еще каких-то несколько минут назад, Акгюл разговаривала с Юлей на хорошем английском языке - почти без акцента и без труда находя слова и выражения. Сейчас в ее речи снова появился акцент и предложения стали проще, рубленнее. - И тебе некуда идти? - Нет, следующий пароход будет только завтра днем. - Хорошо, подожди. Саригюл ушла в дом. Несмотря на вечернюю прохладу, Юлю бросило в жар - слишком пристальным был взгляд Саригюл, слишком быстрыми и жесткими были вопросы. Акгюл во время разговора матери с Юлей стояла чуть позади - ни тени улыбки не скользнуло по ее лицу. Она бесстрастно переводила мамины вопросы и Юлины ответы. Когда Саригюл ушла, выражение лица Акгюл смягчилось, но не надолго - на пороге вновь возникла Саригюл и махнула рукой Юле, зовя ее в дом. Да, это не был приглашающий жест, ее именно звали. Акгюл указала Юле на ее обувь - по правилам, если входишь в турецкий дом, уличную обувь надо оставить за порогом. Прежде чем Юля зашла в дом, Акгюл придирчиво осмотрела ее - чтобы не были открыты ноги, плечи и голова. Все в порядке, только голова не покрыта и девочка метнулась в коридор, вытащила откуда-то платок и кинула его Юле. Та испугалась, что сейчас последует еще один допрос, уже с главой семейства, но Акгюл проводила ее в гостиную, также жестом показала на низенький диванчик и скрылась в другой комнате. В доме было тихо-тихо. Не было привычных звуков радио или разговоров домочадцев. Юля осторожно осмотрела комнату, ей казалось, что за ней откуда-то наблюдают и не хотела обнаруживать свое любопытство. Рядом с диванчиком, на котором она сидела, лежали ровным рядом подушки, образуя квадрат, внутри которого лежали две циновки - одна поверх другой. Стены были увешаны коврами. Больше в комнате ничего не было