. Когда отец женился на маме, она попросила оставить ей эту традицию - в память о своей маме. И он согласился. - Как у вас пусто на улицах, - заметила Юля. - А ведь еще не ночь. - У нас рано ложатся и рано встают. Мужчины или рыбачат и рано в море уходят, или в ресторанах работают на тяжелых работах и тоже рано встают. Женщины на кухне обычно: или в ресторанах, или дома. Пожилые за детьми присматривают. Юл-а... я хочу тебя попросить. Ты не удивляйся ничему у нас дома, хорошо? Отец не любит иностранцев, но может быть маме он не откажет. - Хорошо. Только ты будь рядом, ладно? А то я не знаю ваших обычаев и могу невольно обидеть твоих родителей. Акгюл сразу посерьезнела и Юля поняла, что они пришли. Небольшой двухэтажный домик кремового цвета с красной черепичной крышей. Забор на несколько тонов темнее цвета крыши. В нескольких местах деревянные столбики забора покосились, но в целом выглядели опрятно. Акгюл открыла калитку и пропустила Юлю вперед. Во внутреннем дворике не было ничего кроме нескольких хозяйственных построек и кресла со столиком у яблони. Возле кресла стоял кальян, а на столике лежала пачка табака. Во внутренний двор выходила деревянная терраса на первом этаже дома и вход в дом. На террасе были разбросаны подушки и циновки, стоял еще один кальян и валялись газеты. И без вопросов было ясно, что здесь любимое место отдыха главы семьи. Акгюл забежала в дом, жестом попросив Юлю остаться снаружи. В ожидании Акгюл Юля осмотрелась. По сути дела этот деревенский дом ничем особым не отличался от любого другого деревенского дома в любой другой стране. Ну разве что светлой окраской стен и явно восточным узором деревянной террасы. Ага, и на внешней стороне входной двери мозаика. Газон аккуратно подстрижен, к дому и к хозпостройкам ведут аккуратные дорожки из гравия. Хлопнула дверь и Юля обернулась. На крыльце стояла грузная женщина в длинном платье и с покрытой головой. Смуглое лицо с сетью морщинок, черные глаза и выбившаяся из-под платка прядь темных волос, уже тронутых сединой. Акгюл сказала, что ее маму зовут Саригюл - "желтая роза". Да, она напоминала розу - увядшую, но с гордой осанкой. Но взгляд был цепким и не слишком доброжелательным. Она оглядела Юлю с головы до пят, обернулась и что-то крикнула. Тут же появилась Акгюл (видимо мать просила ее переводить). - Как тебя зовут? - спросила Саригюл посредством своей дочери. - Юл-а, - на манер Акгюл произнесла Юля. Если девочке так легче произносить имя, то и матери тоже сложно не будет. - Откуда ты? - Я приехала в Стамбул из другой страны. Взяла экскурсию сюда и опоздала на пароход. - Юля умышленно не стала называть свою страну: вряд ли деревенская женщина, судя по всему из традиционной мусульманской семьи, знает о существовании Прибалтики. - Почему ты опоздала на пароход? - продолжала тем временем допрос Саригюл. - Я была наверху, в развалинах, засиделась, смотря на Босфор, и потеряла счет времени. И странно, еще каких-то несколько минут назад, Акгюл разговаривала с Юлей на хорошем английском языке - почти без акцента и без труда находя слова и выражения. Сейчас в ее речи снова появился акцент и предложения стали проще, рубленнее. - И тебе некуда идти? - Нет, следующий пароход будет только завтра днем. - Хорошо, подожди. Саригюл ушла в дом. Несмотря на вечернюю прохладу, Юлю бросило в жар - слишком пристальным был взгляд Саригюл, слишком быстрыми и жесткими были вопросы. Акгюл во время разговора матери с Юлей стояла чуть позади - ни тени улыбки не скользнуло по ее лицу. Она бесстрастно переводила мамины вопросы и Юлины ответы. Когда Саригюл ушла, выражение лица Акгюл смягчилось, но не надолго - на пороге вновь возникла Саригюл и махнула рукой Юле, зовя ее в дом. Да, это не был приглашающий жест, ее именно звали. Акгюл указала Юле на ее обувь - по правилам, если входишь в турецкий дом, уличную обувь надо оставить за порогом. Прежде чем Юля зашла в дом, Акгюл придирчиво осмотрела ее - чтобы не были открыты ноги, плечи и голова. Все в порядке, только голова не покрыта и девочка метнулась в коридор, вытащила откуда-то платок и кинула его Юле. Та испугалась, что сейчас последует еще один допрос, уже с главой семейства, но Акгюл проводила ее в гостиную, также жестом показала на низенький диванчик и скрылась в другой комнате. В доме было тихо-тихо. Не было привычных звуков радио или разговоров домочадцев. Юля осторожно осмотрела комнату, ей казалось, что за ней откуда-то наблюдают и не хотела обнаруживать свое любопытство. Рядом с диванчиком, на котором она сидела, лежали ровным рядом подушки, образуя квадрат, внутри которого лежали две циновки - одна поверх другой. Стены были увешаны коврами. Больше в комнате ничего не было. Акгюл зашла неслышно, с подносом в руках. Опустившись на колени, она поставила на циновку два стаканчика чая и блюдце со сладостями - тоже дань традиции гостеприимства - коль гость в твоем доме изволь предложить чай. Юля вопросительно посмотрела на девочку, не решаясь нарушить звенящую тишину дома своим голосом. Акгюл придвинулась к ней и прошептала: - Не волнуйся, все в порядке. Ты переночуешь у нас. Но надо торопиться - уже пора укладываться спать. - Можно я возьму чай с собой? - также шепотом спросила Юля. Сейчас чаю ей не хотелось, но через пару часов она просто не осмелится попросить его у хозяйки. - Конечно. Пойдем, я отведу тебя в твою комнату. Стараясь не шуметь они вышли в коридор, в который выходили еще три двери - две справа и одна напротив. Юля в нерешительности остановилась - свет в коридоре не горел и Акгюл она не видела. Зато почувствовала, как кто-то тянет ее за рукав. Оказывается слева была лестница, скрытая от глаз циновкой. Они поднялись наверх и оказались в еще одном, очень узком, коридоре, куда выходили уже четыре двери. На полу лежал толстый ворсистый ковер, заглушающий шаги. Агюл открыла крайнюю справа дверь и взглядом пригласила Юлю зайти. Комнатка была маленькой. Прямо напротив двери стояла кровать под балдахином, справа шкаф и комод из темного дерева, а слева, под окном, - столик из такого же темного дерева и рядом с ним пуфик. Справа от кровати расположилась маленькая тумбочка с ночной лампой. - Хороших снов и доброй ночи! - прошептала Акгюль и исчезла, плотно притворив за собой дверь. Юля и опомниться не успела, как осталась одна посреди комнаты с чаем в руках. Потом вспомнила, что не спросила ни о туалете, ни о ванной. Она поставила на тумбочку стакан и только потом заметила, что на кровати что-то лежит. Лампочка светила тускло - света едва хватало чтобы рассмотреть предметы интерьера, да не споткнуться о выступ кровати. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на кровати лежало платье, просторное и длинное, и полотенце. «Хорошо бы еще ванную найти, чтобы умыться» - подумала Юля и присела на кровать. Спать ей пока не хотелось - времени было что-то около 9 вечера, но в доме, судя по всему, все спали. Она подошла к окну. Оно выходило на улицу, противоположную той, по которой они с Акгюль пришли к дому. Никого. Даже фонари горят через один, а в домах не светится ни одно окно. Все спят. Юля вздохнула - едва она осталась одна на нее снова накинулась тоска и на глаза уже навернулись слезы. Здесь, в чужой комнате, в забытой Богом турецкой деревушке в реальность произошедшего с ней за последний месяц не верилось никак. Завтра вечером она улетает домой. Завтра вечером она снова увидит внимательный взгляд мамы, поедет по улицам своего города и будет с болью смотреть на любимые места, напоминающие ей о том, что было. Погрузившись в свои мысли, Юля и не заметила, как тихонько отворилась дверь. - Юл-а, - прошептал детский голосок. - Акгюл? - спросила Юля, уверенная, что это не может быть никто другой. - Можно мне войти? - спросила девочка (конечно, это была она) - Да-да! Я не сплю. Акгюл осторожно зашла в комнату и, придвинув пуфик к кровати, устроилась рядом с Юлей. - Я так и думала, что ты не спишь, - Юля не видела ее лица, но была уверена, что та улыбается. - Поговорим? - Давай, - ответила Юля, удобно устроившись на кровати. - Только вот скажи сначала, почему ты на людях говоришь на ломаном английском, а когда без свидетелей, то твой английский здорово улучшается? - Понимаешь.. родители не любят иностранцев, хотя они и обеспечивают нам достойное проживание. И не хотят чтобы я хорошо знала язык и свободно говорила с ними. Английский нам нужен чтобы общаться с посетителями в кафе и разговорного уровня для этого вполне достаточно. Есть и еще одна причина. У меня есть старшая сестра... - Акгюл запнулась. - Гюлесен? - спросила Юля - Да, Гюлесен, - девочка смахнула набежавшую слезу. - Раньше она помогала маме. Однажды в кафе заглянул один иностранец. Он заказал много всего и разговорился с Гюлесен, пока она ему подавала еду. Гюлесен влюбилась в него сразу же. Нам, незамужним женщинам, нельзя просто так общаться с мужчинами. Да и замужние без сопровождения мужчины могут говорить только с пожилыми старцами. Иностранец снял номер в гостинице за двадцать километров отсюда и каждый день приезжал в нашу деревню. Завтракал, обедал и ужинал в нашем кафе - ведь иного способа увидеть Гюлесен не было. Он писал ей записки с просьбой о встрече где угодно, только не в кафе, где за Гюлесен всегда присматривала мама. Сестра никогда бы не согласилась встретиться с ним, но хранила эти записочки у себя под кроватью - если бы их нашла мама, Гюлесен строго бы наказали. - Акгюл тяжело вздохн