ла. - Как это наказали? За что? Это ведь просто записки, - спросила Юля, предугадывая ответ. - За то, что хранила их у себя, за то, что вообще взяла их и за то, что позволила иностранцу их написать, то есть вела себя неподобающе мусульманской девушке. Мама бы заперла ее дома, а через месяц, в наказание, отдала бы замуж за какого-нибудь пожилого соседа третьей или четвертой женой. А если бы узнал отец, мне страшно подумать, что бы он сделал с Гюлесен. - А что было дальше? Записки не нашли? - Нет. Иностранец подкараулил Гюлесен на другом берегу, когда она с отцом ездила в магазин. Гюлесен отошла в женскую уборную, а когда вышла оттуда, увидела иностранца. У них было всего десять минут - отец ждал сестру в лодке. Юл-а, ты знаешь, я никогда не видела ее такой счастливой как в тот день, когда они с отцом вернулись из магазина. Она сидела вот на этой кровати, совсем как ты сейчас, плакала и смеялась. Он предложил ей сбежать из дома и поехать с ним в его страну, говорил, что жить без нее не может. Гюлесен знала, что родители уже договорились с нашими родственниками и ее отдадут замуж за их сына. Все было уже решено. В январе меня должны были на месяц отправить на курсы английского в Стамбул, в закрытую школу для девочек, чтобы я могла заменить Гюлесен в кафе. А в марте должна была состояться свадьба. Моя сестра не роптала - она видела Амета (племянника маминой тети). Он был хорошим и добрым. Но встреча с иностранцем изменила для нее все. И я плакала вместе с ней: от радости и от страха. Моя сестра решила бежать с любимым - когда они с отцом в следующий раз отправятся за продуктами. Так и случилось. Гюлесен попросила отца подождать ее в лодке, пока она посетит уборную. Иностранец уже ждал ее в машине. Я слышала потом, что отец вместе с владельцем магазина обыскивал окрестности, но сестру так и не нашел. Он вернулся один и стал бить мою маму за то, что воспитала дочь, которая их опозорила и меня - за то, что покрывала сестру. Мама плакала, заслоняла меня, говорила, что я ничего не знала, - Девочка залилась краской и опустила голову. - Тебе было страшно, милая Акгюл? - спросила Юля, обняв девочку за плечи. - Нет, Юл-а, мне было не страшно, - подняла голову Акгюл. - Я радовалась за сестру - она была вместе с любимым. И это плохо, я знаю. Наша семья была опозорена и смыть позор можно было бы только наказанием. Но сестру не нашли. С тех пор мама следит за мной еще строже. - А как твоя сестра? Вы что-то знаете о ней? Как у нее сложилось на чужбине? - Юля сама не замечала, как стала говорить теми же выражениями, что и турчаночка, сидящая у ее ног. - Отец проклял ее и сказал, что теперь у него только одна дочь. Мама сказала, что если Гюлесен приедет, то она ее на порог не пустит. Сестра написала всего два письма после своего исчезновения. В первом она просила родителей и меня простить ее за безнравственный поступок, а во втором... - расплакалась Акгюл. - Что, что было во втором письме, Акгюл? - Не знаю. Его передала маме родственница, которая получила его от своего соседа, Гюлесен никогда бы не осмелилась писать напрямую нам. Мама сказала, что ей нужны деньги, что она попала в какую-то беду. - И что сделала твоя мама? - Ничего. Юл-а, она ничего не может сделать. Все деньги в нашей семье хранятся у отца, он ими и распоряжается. И он никогда не даст денег моей сестре. Однажды мама сказала ему, что Гюлесен просит прощения, он ответил, что не знает, кто это. - Господи, средневековье какое-то, - вырвалось у Юли. - Нет, милая. Это наша жизнь, мы живем в крохотной деревушке, пусть даже до Стамбула и рукой подать. Там, в больших городах, все по-другому. А у нас уклад такой, какой был сто, двести лет назад; что-то меняется, конечно, но не так быстро. - И ты не знаешь, что с твоей сестрой? - Племянница владельца магазина, в котором мы покупаем продукты, сказала, что Гюлесен в Стамбуле работает в каком-то центре, присматривает за детьми. - Так она не уехала с иностранцем? - Нет. Он вернулся в свою страну, чтобы все подготовить для ее приезда сестры. И больше не появлялся. - И теперь ей нужны деньги? - Да, ей не к кому обратиться, иначе она бы не писала нам. Я хочу попробовать поговорить с Шафаком, может он сжалится и даст мне немного, он хороший. - Шафак? А кто это? - Мой жених, - покраснела Акгюл. - Твой жених?? А ну-ка расскажи мне о нем, - потребовала смеясь Юля. - Его родители погибли в автокатастрофе и воспитывал его дед по отцовской линии. Через два месяца Шафак заканчивает учебу в Стамбуле и станет полноправным владельцем кафе и магазина на том берегу. Как только это произойдет, мы поженимся. - Ты любишь его, Акгюл? - Знаешь, Юл-а, Шафак очень хороший. Я обязательно полюблю его, ведь жена должна любить своего мужа. И я не смогу пойти против воли родителей, они и так очень переживают из-за Гюлесен. - Это они тебе выбрали Шафака? - Да. Я очень благодарна маме. Отец хотел отдать меня второй женой владельцу того магазина, с которым они искали Гюлесен в день ее побега. Но он старый и очень противный. Отец уже хотел ехать к нему договариваться о свадьбе, но приехали наши тетушки из Бурсы с предложением отдать меня за Шафака - он им родственником оказался. - И имя Шафак тоже что-то означает? - рассмеялась Юля. - Конечно, его имя переводится как «рассвет». - наконец улыбнулась Акгюл. - А теперь ты мне расскажи о своей любви. Ведь она у тебя есть? Юля вздрогнула. Вопрос был таким неожиданным - есть ли у нее любовь? Она чувствует любовь, но есть ли она? Ведь Олега она любит. Да, все еще любит. А его у нее уже нет. Она рассказала маленькой турчаночке свою историю. Акгюл вздохнула: - Знаешь, Юл-а.. я иногда завидую вам, европейским девушкам. Вы вольны любить того, кого хотите и никто вас за это не наказывает. Можно выбрать того или этого. У твоего мужа кончилась любовь к тебе, но вспыхнула к другой. И он ушел к ней. У нас бы мужчина просто взял себе вторую жену, если богат, или развелся. Не суди его строго - он ведь любит. - Но как же я, Акгюл? У нас все было хорошо, правда я никак не могла решиться и забеременеть, мне казалось, нам так хорошо вдвоем! Да и муж не заговаривал о ребенке. Мы были вместе семь лет, Акгюл! Семь лет!! - Может это было ненастоящее, Юл-а? Может он сейчас как раз и нашел истинную любовь. И ты вскоре ее тоже встретишь. Мы не знаем, что для нас лучше. Когда нашей судьбой кто-то распоряжается, нам кажется это несправедливым, но, может, это во благо нам? - Не знаю, девочка. Я всегда думала, что все было правильно: мы встретились, полюбили друг друга. То есть сначала полюбила я, потом он. Не сразу все получалось, но ведь семь лет мы жили вместе и жили хорошо. Неужели все это - ошибка? - Когда моя сестра убежала с любимым, а потом он отказался от нее, мне было очень горько за нее. А потом, когда я стала ездить с отцом за продуктами, мне не давали покоя дыни. Они лежали на прилавке и так ароматно пахли, что внутри все переворачивалось. Их можно было купить - ведь их специально положили на видное место, казалось, они смотрят прямо на тебя и желают чтобы ты их купил. Как и моя сестра - она была на виду и этот иностранец не прошел мимо. - Ты хочешь сказать, что он забрал то, что предлагали? Как мой муж забрал меня, потому что я была рядом и сказала «да», еще до того, как он спросил меня? - Не знаю, Юл-а. Я очень много думала о Гюлесен. Она моя любимая сестра, я люблю ее всем сердцем, но наверное не зря у нас такие правила в отношении мужчин и женщин. - Я даже не знаю, что сказать, Акгюл. Никогда не думала об этом с такой стороны... - вздохнула Юля Они посидели молча. Окно было приоткрыто и уличную тишину нарушали обычные ночные звуки - стрекот цикад, одинокий лай собаки. - Акгюл, у меня не идет из головы история твоей сестры. - Ох, Юл-а, я так за нее волнуюсь. К кому она обратится, к кому пойдет. - Послушай, а ты знаешь, как ее найти? - Я - нет, но знает племянница уважаемого Хатидже - это владелец продуктового магазина. - Акгюл, послушай меня. У меня есть деньги, их только надо снять со счета, сделать это можно в любом банкомате в Стамбуле. Завтра вечером я улетаю к себе на родину, если бы ты мне дала адрес твоей сестры, я бы могла до отъезда их ей передать. - Юл-а! Ты хочешь дать денег моей сестре??! - в голосе Акгюл звучали и изумление, и надежда, и радость, и страх. - Да, милая. Я хочу дать твоей сестре денег. Понимаю, что она совершила проступок, но имя этому проступку - любовь. А это не самое страшное. - Юл-а, дорогая, как мне благодарить тебя?! - заплакала Акгюл. - Никак, девочка. Просто дай мне адрес твоей сестры. - Надо как-то связаться с Гюнеш, это племянница Хатидже. Но завтра отец не едет за продуктами. Что же делать? - Акгюл, а как мне попасть в Стамбул раньше, чем придет пароход? Он отходит отсюда в четыре и в Стамбул приходит к семи часам вечера. Я еле-еле успеваю добраться до отеля, собрать вещи и поспеть в аэропорт. Самолет улетает в одиннадцать и в аэропорту мне надо быть в девять часов. То есть у меня остается всего два часа времени. На сбор вещей хватит, а чтобы еще куда-то заехать - уже нет. - Подожди. Завтра утром дядя Омер вместе с тетей Ширин едут в Стамбул на своем катере. Я попробую договориться, чтобы они тебя взяли с собой. Тетя Ширин хочет купить ткань для платья на мою свадьбу. Я скажу ей что тебе срочно-срочно надо попасть в Стамбул и нет времени ждать пароход. - А они согласятся? Я ведь иностранка. - Думаю, согласятся. У них нет предубеждений против иностранцев. Ты будешь в Стамбуле к полудню. Завтра Булут с молодой женой собрался на тот берег по мага