— Да что там говорить… — Мастан как будто смягчился.
У крестьян на лицах затеплилась надежда. Хасан поднялся и вышел. Он уже предчувствовал, что будет дальше. Они начнут умолять Мастана. Пойдут на все унижения перед человеком, которого проклинали до этого каждый день. «Руки-ноги твои целовать будем…», «Благодетель ты наш», «Отец наш…», «Не обижай нас, не роняй своего достоинства…», «Кто еще, кроме тебя, нас поддержит!..» Лучше не слушать всего этого. От обиды кровь закипает в жилах!
Так и получилось.
— Джаным-ага[75],— обратился к Мастану один из крестьян. — Подождать бы тебе до урожая… Мы бы на тебя молились!
— Ох! — вздохнул Мастан. — А что мне до тех пор делать?
— Ну, ага… Ты уж много лет хлебом промышляешь. Добра у тебя хоть отбавляй…
— Не-е-т. — Мастан высоко поднял брови. — Это так кажется. Недаром говорят: «У большого дома и горе большое».
— Сделай еще одно доброе дело, — взмолился Мелик Джемаль.
Мастан напустил на себя задумчивость, словно и в самом деле принимал решение. Все ждали, раскрыв рты, даже не дышали: вдруг в эту самую минуту шайтан дернет за веревочку… Слышны были только вздохи Мастана да пыхтенье самовара.
Мастан рыгнул. Потом сильно закашлялся.
— Со света вы меня скоро сживете, — произнес он наконец, сплюнув на пол. — С вами неповинную голову потеряешь ни за грош.
— Решай, хозяин.
Кашель прекратился, Мастан махнул рукой.
— Ладно.
Крестьяне ответили ему радостным гулом.
— Только Хасан этот… — договорил Мастан. — Он в печенках у меня сидит. Он пусть платит сейчас же. И это слово мое — последнее. Будь хоть конец света, поднимись мой отец из могилы — не откажусь от своего слова!
— О аллах, аллах… — зашептались в толпе.
Мастан обежал взглядом лица крестьян.
— Вы все слыхали, что он здесь говорил?
Никто не отвечал.
— Так вот, кто меня слышит, пусть запомнит: я Хасану еще сполна отплачу. Клянусь!
— Верно говоришь, хозяин, — поддакнул Муса, сидевший у очага.
Сердер Осман и Рыжий Осман покосились на него.
— Нет, я ничего, — вздрогнул Муса. — Он — ты же видишь, хозяин, — немножко погорячился. Да тебе виднее…
Сердер Осман опять повернулся к Мастану.
— Пусть добрым делам не будет конца на земле… Не трогай его. Дай человеку собрать урожай.
— Клянусь, — Мастан напряженно выпрямился. — Клянусь великой клятвой: пусть моя мать будет последней шлюхой, если я отступлю. Я Мастан. Со мной схлестнулся — пиши пропало!..
— Уступи, ага, — мягко сказал Рыжий Осман. — От этого никому проку не будет.
— Даже собака не укусит твою руку, если дашь ей кусок лепешки. Нельзя с черной душой стучаться в дом, где тебе подают хлеб.
Все примолкли, боясь еще больше рассердить Мастана, лишь переглядывались исподтишка.
— Ох! — вздохнул Мустафа. — Что ни выпадает на твою долю — все надо терпеть.
— Передай ему… — сказал Мастан.
— Что передать?
— Что Мастан… требует долг обратно.
— Весь?
— Весь.
— Передам, ага.
— Жду до вечера.
— Мало времени даешь, — сказал кто-то.
— Принесет — его счастье, нет — пусть пеняет на себя.
— До вечера ему столько денег не найти, — сказал Мустафа.
— Это уж его дело.
— Хоть бы дня два.
— Жди, пока он снесет золотые яйца!
— Поедет в город, займет, ему помогут… — сказал Рыжий Осман.
— Как же! — засмеялся Мастан. — Вы думаете, все такие, как Мастан? Да кто даст такой паршивой собаке хоть куруш?
— Ты же знаешь… — начал Сейдали.
— Что?
— Уважают Хасана в касабе.
Мастан отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Болтовня! Кто это станет уважать голодранца!
— Дай ему два дня, а если уж он тогда не добудет…
— К вечеру, — отрезал Мастан. — Чтобы к вечеру были деньги. Никаких отсрочек!
Он поднялся и вышел.
Остальные не двигались с места, словно надеялись услышать друг от друга что-нибудь утешительное. Что они скажут теперь Хасану? «Мы спаслись, а ты пропал»?
Хасан всем помогал в беде. Хасан такого бы не сделал. Хасан не стал бы спасать свое поле за счет других.
— Вам везет, опять штаны целы остались, — проговорил Муса.
— Да, зады свои спасли, — горько улыбнулся Сердер Осман.
— Иди делай свое дело! — вдруг заорал на Мусу Рыжий Осман. — Только и умеешь, что языком молоть.
Муса отошел.
— Нельзя этого допустить, — продолжал Сердер Осман. — Неладно мы как-то поступили. Злую шутку сыграл Мастан с парнем. Да я в лицо не смогу Хасану смотреть после этого.
— А чем мы можем ему помочь? — спросил Рыжий Осман.
Мустафа побарабанил пальцами по столу:
— Как, «чем можем»? Мы много можем. Только испугались за свои душонки, вот в чем дело.
— Своя душа ближе… — согласился Сердер Осман.
— Хасану такое и в голову бы не пришло!
— А дразнить Мастана было лучше? Чтобы нам всем пропадать?
Сердера Османа прямо с души воротило. Пальцы его выбивали нервную дробь. Губы кривились.
Вошел Хасан, невольно покосился на то место, где сидел Мастан.
— Ушел?
— Ушел.
— Хорошо. — Хасан уселся на стул.
Рыжий Осман тихонько позвал его. Хасан медленно повернулся.
— Чего тебе? — Голос его звучал ровно, спокойно.
— Ты знаешь, что сказал Мастан?
— Нет…
Рыжий Осман огляделся по сторонам.
— Мы его упрашивали по-всякому, но он уперся на своем…
— Уперся так уперся, — ответил Хасан безразличным голосом.
— Говорит: до вечера.
— Деньги?
— Да, — решился Рыжий Осман. — Все требует.
— Хорошо.
В кофейне воцарилась тишина. Короткое слово прозвучало так, будто Хасан хотел сказать: значит, вы этого желали. Если бы он стал ругаться, обвинять их! Тогда они смогли бы защищаться. Рассказали бы ему все как было. Но Хасану словно и дела до этого нет. «Хорошо!» — и все тут.
Сердер Осман повернулся к нему.
— Послушай, друг, он ведь никого слушать не желает.
— И пусть его… — ответил Хасан. — Не расстраивайся.
— Я ему долго доказывал, уговаривал, а он заладил, что ты его враг. Большой клятвой поклялся.
— Да, борозда получилась кривая, — пробормотал Хасан.
— Нужно найти выход, — сказал Рыжий Осман. — Попросим его немного отсрочить.
— Чему быть, того не миновать, — ответил Хасан. — Рано или поздно это должно было случиться.
Сердер Осман не успокаивался.
— Мы… Так люди не делают. Мы забыли тебя, спасая свои зады. За свои поля дрожали, а тебя предали. Нехорошо получилось…
— Все понятно — своя жизнь дороже, — отозвался Хасан.
— А разве ты сам так думаешь? Ты бы так не сделал. Нет, нетвердые у нас сердца. Трусливые. Мы обязаны найти мазь для твоей раны. Наш долг теперь — выручить тебя.
— Не горячись, не порть свое драгоценное здоровье. Аллах и об муравье печется, а меня и подавно в беде не оставит. Как-нибудь обойдусь с его помощью.
— Поверь, у нас еще есть совесть. Не смотри, что наши рты на замке, зато сердца открыты. Мы найдем тебе деньги.
— Я не возьму у вас ни куруша. Пускай хоть все отнимает — не боюсь. Коль выносят барабан, то и зурну вместе с ним….
— Вай, вай! — продолжал сокрушаться Сердер Осман. — Загубили мы свои души. Не по совести это…
Хасан поднялся и ушел, не желая продолжать этот разговор. Сразу после него в кофейню вошли двое с портфелями в руках. Один в коричневом пальто, другой в темно-синем.
— Конфискаторы, — прошептал Рыжий Осман.
— Ах, ты… — вырвалось у Мустафы. — Скажи как быстро!
Приезжих пригласили присесть, но они торопились — возле кофейни их ожидала упряжка.
— Где нам его найти? — обратились приезжие к крестьянам.
— Кого? Хасана? Сейчас подойдет… — ответил Мустафа.
— Ну и работенка у вас, — сказал Сердер Осман. — Собирать стоны бедняков. Кто мошну набивает, а кто проклятья получает.