Везир — чаще всего именно «лукавый царедворец» и тайный злодей, чем «верный советник» падишаха. Своя особая линия, которую иногда ведет в сказках везир, и контакт его с главным врачом (хеки́м 6aшы), иногда выступающим в роли отравителя (сказка 73), — все это, очевидно, намеки на те дворцовые интриги и перевороты, которыми полна история султанской Турции. И еще одна характерная деталь из тех же придворных нравов: «в те времена, когда кому-нибудь давали новую должность, падишах одновременно приказывал назначенному снести голову какому-нибудь человеку» (сказка 69).
Бледнее представлены другие «придворные чины»: главный мясник (каса́б-башы), главный маринадщик (туршуджу́-башы), главный привратник (капыджы́-башы) и пр. Воспитатель султанских детей — лала́, тоже яркая фигура эпохи дворцовых переворотов, в турецкой сказке по существу не отличается от везира. Особняком стоит типичный облик главного звездочета (мюнеджим-башы), профессия эта высмеивается в сказке 74.
Войска и военачальники в сказках обрисованы в самых общих чертах (см. сказку 64 и др.). В распоряжении падишаха состоят чау́ши (см. сказку 33) или сторожа (сказка 77), а также телляли, которые, как уже отмечалось, объявляли населению приказы падишаха. Для сношений с другими городами и странами существовали гонцы-татары (см. прим. 3 к сказке 27).
Довольно ярко обрисован в сказках бей — типичный феодал, считающий себя полновластным хозяином своей территории и своей семьи, в частности жены (см. по этому поводу сказку 58). В некоторых сказках роль бея не отличается от роли падишаха.
Ка́ди изображен в сказках как «судия лукавый», себе на уме (см. особенно сказку 65, а также сказки 37 и 67). Будучи падок на всякого рода предосудительные действия, он в то же время не прочь выставить себя оплотом закона и опорой нравственности: «чего только не будет делать народ, раз уж я и то убил человека», — говорит он в сказке 67.
Мусульманское духовенство (има́м, муэззи́н) обычно только упоминается без всякой дальнейшей характеристики. В сказке 45 имам выведен как неудачный соблазнитель девушки, оставленной на его попечение. Что касается «духа ислама» в сказках, то сказочные герои исполняют все мусульманские обряды при всяких обстоятельствах жизни, что отметил еще В. Д. Смирнов в своем «Очерке». В сказках сохранились черты многоженства: герой, имея «любовь на лице земли», одновременно женится и на девушке из подземного царства и т. д.
Старинная школа, где учителями выступали представители духовенства, довольно ярко изображена в сказках 24, 36, 48 и 54; в последней выведена школа высшего типа, своего рода мусульманская академия.
Не забыт сказкой также торговый и промышленный мир старой Турции. Перед нами проходят крупные дельцы и авантюристы (сказка 75). Кроме купцов, в сказках выведена типичная фигура менялы (сарраф), который спекулировал на падении курса и общих недостатках финансовой системы старой Турции. Меняла жаден, расчетлив, не признает для себя никаких препятствий и, конечно, думает, что на деньги можно купить все (см. сказку 19). Кроме крупных дельцов и спекулянтов, существуют мелкие паразиты, любители подъехать к богатым наследникам, у которых есть свои дома, караваны, бани, лавки (сказка 64), или просто пообедать на чужой счет. Подобного рода плуты шатаются по кофейням и смотрят, где что плохо лежит (сказка 66). Такими чертами «прожженного» мошенника сказка награждает также своих любимцев: Плешаков и безбородых (ср. сказки 67 и 68) или «лысого парня» (кель-олан), в котором, однако, наряду с хитростью, уживается простота и даже глупость (сказка 70).
Часто упоминаются ремесленники-кустари, которые объединялись в цехи (эснаф). В цехи входят и представители таких профессий, как певцы, поэты, врачи и т. д. Врачи (хеким) и знахари (ходжа) в сказках обычно упоминаются по тому поводу, что они «не могут найти лекарства для больного» и беспомощно разводят над ним руками. Однако на путь мольеровского высмеивания врачей сказка, в противоположность турецким анекдотам, не становится. По цехам распределены и ювелиры (куюмджу), и банщики, повара и носильщики (хамал). Обычный момент из жизни цехов, на котором любит останавливаться сказка, — это просьба героя к какому-нибудь «мастеру», чтобы он принял его к себе в ученики. Других деталей сложной жизни цехов сказка вообще не касается.