159
Родошто, 19 novembris 1740.
Какая громкая весть, кузина! Звенит ли она у тебя в ушах? 20-го октября умер римский император[504]. Это вдвойне большая весть: во-первых, умер великий император, во-вторых, закончилась мужская ветвь Австрийского дома[505]. Какое прекрасное дело — жить: ведь ежели бы мы умерли, то не дождались бы этого большого события. Отцы наши его и действительно не дождались. Какие огромные изменения может вызвать подобное событие в мире, этом большом постоялом дворе! По древнему закону после смерти первосвященника изгнанники получали возможность вернуться на родину[506]. А мы — можем ли мы надеяться на такое? Весть эта пробуждает во мне сотни всяких мыслей, но, наверно, ни одна не будет такой, какой я думаю, поэтому оставим все на Большого Хозяина и его слуг. И ежели письмо получилось очень коротким, зато весть очень большая. Как ты живешь, кузина, хорошо ли твое здоровье? Следи за ним, кузина, ведь ты видишь, как хорошо жить! Чуть не забыл, что Господь дал хорошего папу: в конце августа избрали кардинала Ламбертини, сейчас он — Бенедикт XIV, ему шестьдесят четыре года.
160
Родошто, 27 decembris 1740.
По календарю — уже зима, но погода о зиме знать не хочет, ведет себя, как будто на дворе лето. До сих пор мы еще ни разу не разводили огонь в очаге, да и как разводить, когда стоит такое тепло, окна у нас открыты днем и ночью. Прошлая зима была такой холодной, какой, пожалуй, в Европе никогда не бывало, а теперь и зимой можно носить летнюю одежду. Кто может сказать, в чем тут причина? Я скажу; а кто знает лучше, пусть скажет лучше. Прошлой зимой было куда холоднее, потому что на дрова надо было тратить больше; нынешней зимой погода хорошая, дров требуется мало. Из всего этого я вывожу, что теперь не надо покупать столько дров. Почему? Потому что нет холодов. Видишь, кузина, какой философ у тебя родственник; а если бы я еще учился! Но хоть я и не учился, знаю я людей, которые ух какие философы. Разве этого не достаточно? Но не будем говорить все о холоде, да о холоде, поговорим и о том, что в этом году было много народу выкошено, и смерть показала, что косит она не только в соломенных хижинах, но и во дворцах[507].
Прежде всего Господь взял к себе папу Климента XII; прусский король умер 31 мая, вдовствующая королева испанская ушла за ним 6 июня; императора Карла VI Бог призвал к себе 20 октября, а вскоре за ним, через восемь дней, последовала москальская царица[508]. Все эти события могут вызвать в Европе большие изменения. Уже больше четырех сотен лет императорская корона не покидала Австрийский дом, и вот дому этому настал конец. Но даже на пустой этот дом зарятся трое: испанский король, баварский король и прусский король; последний уже начал войну, хочет занять Силезию[509]. Кроме того, еще продолжается война между испанцем и англичанином, и на помощь испанцу выступил француз[510]. Все это — крупные события, за один год более крупных, чем эти, не было. Властители повсюду готовятся и находятся в большом возбуждении. Одни лишь мы сидим в изгнании, в тишине, словно наши дела — самые лучшие. Только ведь богач ест тогда, когда захочет, а бедняк — когда дадут. Теперь отовсюду собираются послы во Франкфурт[511], на выборы императора, но это будет не так скоро. Будет, не будет, это их дело. Нам же остается лишь молиться творцу, по воле или по разрешению которого все это происходит, и воздать ему благодарность за то, что дал нам прожить этот год.
506
507
509
510
511