Выбрать главу

Фиктивное письмо — вполне модерная форма личностного выражения, которая заменяет устное сообщение или разговор. Автор не заранее задуманное произведение облекает в форму письма, но отдельное письмо возводит в ранг шедевра. Письма достоверно отражают его индивидуальный голос, изменчивое настроение, его живой юмор. Особенность, которая роднит его стиль с эпистолярным жанром французского классицизма, — это более высокий, чем разговорный, стиль (conversation à distance), стиль болтовни (causerie prolongée), стремление понравиться (l’art de plaire), сознательная авторская позиция, принимающая во внимание публичность, а также использование разнообразных средств выражения.

Эпистолярный метод Микеша находится в тесном родстве с литературным арсеналом и мотивами французских эпистолярных коллекций, письмовников, произведений в форме фиктивных писем, путевых заметок конца XVII — начала XVIII в. К их общим характеристикам относятся, например, жанровые сцены, обмен воображаемыми подарками, планирование встреч, описание путевых впечатлений, миниатюрные портреты, расхваливание писем друг друга, сообщения об актуальных новостях и событиях. Сюда же можно отнести вопросы о том, когда ждать ответа, ответы на незаданные вопросы, вставленные анекдоты и различные истории, стремление к лаконичному выражению мыслей, размышления о реальных возможностях отсылки письма, чередование описательных, повествовательных, рефлектирующих фрагментов, пристрастие к сентенциям и афоризмам. Все это, вместе взятое, представляет собой комплекс средств, служащих для доказательства достоверности произведения.

С самого начала Микеш энергично, но в то же время и осмотрительно, совсем не размашисто, рисует образ воображаемого адресата и разрабатывает свою авторскую идентичность, создавая тот странный, призрачный мир, из которого ему больше нет необходимости выходить. Автор писем, даже несмотря на правдоподобие текста, не может рассматриваться как тождественный сконструированному им «я»: вместо реальной личности мы повсюду сталкиваемся с рассказчиком. Главные средства для создания идентичности: интенсивная, постоянно присутствующая авторефлексия, то и дело нарративизируемый опыт течения времени, размышления о настоящем и о недавнем прошлом, а также подробное описание узко взятой или широкой жизненной среды, окружающих его людей и их обычаев. Многочисленные иноязычные выражения, характерные для экзотического места, где он находится, также хорошо встраиваются в стратегию освоения данного места. Постоянный элемент формирования авторского «я» и конструирования идентичности — образ преданного слуги изгнанного князя. После смерти Ракоци парадигма сиротства становится особенно важной, подчеркивая униженное, зависимое положение эмигрантов. Показывая свою судьбу и судьбу товарищей по несчастью, Микеш в равной мере пользуется известной с XVI в. компаративной культурной моделью — параллелью между еврейской и венгерской судьбами, дважды вспоминая библейский образ Иова, терпеливо сносящего страдания. Формулы, открывающие и завершающие письмо, частая тематизация писем — все это также функционирует как мощный фактор создания идентичности (например, письма 57, 75).

Тем, как Микеш изображает других людей, он по крайней мере в такой же или даже в большей степени раскрывает себя, чем в тех случаях, когда рассказывает о событиях своей жизни, о своих мыслях и чувствах. Портреты его особенно точны и интересны в тех случаях, когда он изображает такую сложную фигуру, которую любит, как, например, Жужи Кёсеги, или к которой питает глубокую антипатию: например, к Миклошу Берчени и Йожефу Ракоци. Среди всех этих людей выделяется Ференц II Ракоци, о котором Микеш рассказывает в нескольких местах, богато представляя его в жизненно правдивых, достоверных и проникнутых личным чувством чертах.

Еще одна особенность писем — лаконичность, подчас афористичность стиля. Свои мысли Микеш часто формулирует как пословицы, поговорки, сентенции, цель которых — давать читателю некий нравственный стимул. Сентенции и афоризмы чаще всего сообщают особое значение его размышлениям, подталкивают читателя к определенным выводам, к жизненной мудрости, придают весомость начальным или финальным фразам в письмах. Вот несколько характерных примеров: «тот, кто дал нам зубы, даст и еду» (письмо 122), «я — тот, кто был, и буду тем, кто есть» (письмо 72), «Дороже то, что реже» (письмо 23), «кто богаче, тот и сильнее» (письмо 48), «верно говорят, что Франция — рай для женщин и ад для лошадей. Турция же — рай для лошадей и ад для женщин» (письмо 15).