57
Родошто, 19 novembris 1724.
Вот вы меня упрекаете, дескать, почему я не рассказываю, как мы тут время проводим. Все веселье у нас в том, что мы горько вздыхаем, а настроение такое радостное, что мы умереть готовы. А что вы, милая, хотите? Будь я лучше, я и время бы проводил лучше, господин наш подает нам добрый пример и в этом отношении, но я человек плохой и, боюсь, таким и останусь. Разве что годы заставят меня поумнеть, хочу я того или нет. Правда, коли ты вынужден становиться умнее, то никакой собственной твоей заслуги в том нет; какая-то небольшая заслуга была бы, ежели ты мог бы вкусить запретного плода[208]. Но ты его вкусить и не пытаешься, даже сейчас, когда для этого вроде и не было бы больших препятствий. Правда, тут складывается так, что я, пускай на несколько дней, похоже, все-таки стану немного умнее: вчера приехал к нам архиепископ[209], он проведет здесь несколько дней, и в это время мы будем глазеть на него, как комподская барыня на белку. А вы знаете, милая кузина, что за архиепископом пришлось посылать карету? Прежние архиепископы сильно этого не одобрили бы: в прежние времена, особенно в восточных странах[210], архиепископы считали, что их дело — ходить пешком, разве что совсем старые ездили на осле или на муле. В греческой церкви всегда был такой обычай, потому как архиепископы происходили из простого сословия и не мечтали о каретах[211]. В Константинополе среди богатых патриархов, может, один только был, про которого говорили, что он держит двести лошадей. Но удивляться этому не стоит, потому как он, будучи младшим братом императора, привержен был скорее господским, чем епископским обычаям[212]. Известно, что у него была любимая кобыла; когда ей пришло время ожеребиться, он как раз проводил богослужение, но узнав от конюшего о событии, тут же переоделся, прервал службу и побежал на конюшню. Мы знаем, что император Константин[213] распорядился, чтобы губернаторы для епископов, которые отправлялись на Никейский собор[214], снарядили повозки или другие средства для долгого пути[215], потому как ехать надо далеко, старики туда пешком не доберутся. Но из этого мы можем понять, что епископы у себя никаких средств передвижения не держали. Конечно, у александрийского патриарха, а патриархи александрийские уж как-нибудь не были нищими, хватило бы денег на карету и на лошадь, но все-таки мы видим, что знаменитый святой Афанасий[216] пешком обошел Фиванскую пустыню. Западные епископы куда раньше начали искать для себя удобные средства передвижения и завели лошадей, оставив ослов Христу и апостолам. Известно, что святой Мартин[217] сел на осла и на нем объехал свою епархию, но это было много раньше, когда состоятельные семьи не очень-то мечтали о епископстве. Но как только дети высоких сановников стали надевать епископские митры, им показалось неуместным трястись верхом на осле или на муле, ездили они по своим приходам на лошадях и в сопровождении большой свиты, так что бедные приходские священники даже вынуждены были однажды пожаловаться, мол, епископы являются к ним с толпой приспешников, которые все у них начисто подъедают. А еще я всегда смеюсь над жалобой папы римского святого Григория[218], когда о ней вспоминаю: диакон, который ведал сицилийским имуществом, посылал папе мулов и ослов; папа же написал ему: ты прислал мне прекрасных ослов, но пускай они прекрасны, все равно они всего лишь ослы, ты пришли мне коня, чтобы я мог на нем ездить. Суть в том, что папа этот разбирался скорее в пении псалмов, чем в лошадях[219]. О другом святом папе, не помню, как его звали, мы читаем: направляясь в Константинополь, он высадился с корабля на берег, где-то около Фессалоник[220], и там ему стали искать какое-нибудь средство, на котором он мог бы продолжить свой путь по суше. У жены одного тамошнего дворянина была смирная лошадь, на которой ездила только эта женщина. Женщина отдала свою лошадь папе, он добрался на ней до Константинополя, а оттуда послал лошадь обратно. Но лошадь больше не захотела возить на себе прежнюю хозяйку, и та, убедившись, что не может на нее сесть, отправила ее в Рим, в подарок папе. Милая кузина, конечно, мы и нынче считаем очень похвальным, что епископы в старину жили, причем по своей воле, так бедно, что жизнь их скорее походила на жизнь апостольскую. Но не надо думать, будто они были более бедными, чем нынче. И в старину было достаточно богатых епископов и бедных епископов; разница в том, что богатый епископ раньше старался выглядеть и вел себя, как бедный, сегодня же бедный сам по себе сильно отличается от богатого. Но давайте скажем, что в старину так нужно было, таков был обычай, сегодня же обычай другой, и богатый епископ нанес бы ущерб своему епископскому достоинству, ежели и во внешнем обличии не вызывал бы к себе почтения и ходил бы в рубище. Что сказали бы нынче о толедском архиепископе в Испании, у которого годовой доход триста-четыреста тысяч золотых, а он держит всего одного слугу, который варит на обед бобы, а сам архиепископ объезжает свою епархию на осле. Пускай так было в давние времена, но сейчас, поступай мы так же, люди, может, будут дивиться, но примеру нашему не последуют и нисколько не станут уважать нас за это, а просто сочтут скрягами. Почему богатые епископства в Венгрии старались спрятать? Потому что не хотели бросаться в глаза туркам; а то и пришлось бы содержать еще какого-нибудь королевича. Что бы сказали люди, если бы увидели, как наш эрдейский епископ едет на богослужение верхом на осле и в сопровождении всего лишь одного диакона; сказали бы: вот стыдоба-то. Следовать нужно принятым обычаям. Кто пытается ввести какой-нибудь новый обычай не из добрых намерений, тот за это заплатит, а ежели кто-то следует принятому обычаю, пускай по необходимости, но с хорошими намерениями, против того ничего нельзя сказать. Я знаю, что хорошие епископы содержат большой двор не из высокомерия, а потому, что таков обычай, и чтобы люди больше почитали епископское достоинство. Милая кузина, я замечаю, что пишу письмо и что мне не поручали писать об обычаях клира. Пишу я это только вам, чтобы проводить время, потому как о каких-то новостях сообщить не могу, пишу только то, что приходит в голову. Когда я пишу вам, милая, мне кажется, будто вы сидите тут, передо мной, и мы с вами беседуем[221]. А что до нашего патриарха, то он, в карете ли, пешком ли, все равно заслуживает почтения; здесь он пробудет несколько дней. Я же заканчиваю свое письмо, потому как ежели оно будет еще длиннее, то вы, уставши, не прочтете и половину. Прошу вас, милая, накажите меня еще более длинным письмом, и давайте-ка следить за здоровьем.
208
209
210
211
212
Патриарх Феофилакт заслуживает упоминания еще и потому, что он, вместе с императором Константином VII Багрянородным, в 955 г. (почти за полвека до крещения Руси князем Владимиром; эта дата указана в «Повести временных лет») крестил киевскую княгиню Ольгу, прибывшую для этого в Константинополь.
213
214
Арианство — течение в раннем христианстве (IV— VI вв.), отвергавшее тезис о единосущности Бога-Отца и Бога-Сына; получило название по имени александрийского священника Ария.
215
216
217
218
219
221