Таким образом, мы видим, что мир реальных людей в турецких сказках столь же богат, как и волшебный мир, полный магических персонажей и чудесных предметов. В бытовых сказках перед нами проходят падишахи, злые и добрые, везиры, векили, беи, ходжи, судьи, воры, купцы, ремесленники, разбойники, демонстрируя разнообразие человеческих характеров и чувств.
В турецких сказках наблюдается прихотливое переплетение фантастических и реальных элементов. Например, наряду с упоминанием вымышленных или неопределенных сказочных стран, где живут или куда направляются путешествовать герои, — «одна страна», «одно государство» или «страна Лебби» («Дочь садовника, который выращивал базилик») — мы находим и названия вполне реальных стран: Чини (Китай), Индия (в той же сказке), Египет («Хассес-паша») — или городов: Халеб (г. Алеппо в Сирии), Антеп (город на юге Анатолии, нынешнее название — Газиантеп — в сказке «Пахарь Мехмед-ага»), Фес (город в Марокко) в сказке «Ленивый Хасан», Йемен, который изображается то как страна, то как один большой город («Дели-Гюджюк»). Стамбул («Попугай», «Хассес-паша»). Для большей достоверности в сказке могут приводиться и названия реальных деревень, например Гаргара, Билеги («Старик-дервиш»).
При этом следует обратить внимание на то, что даже в сказках, посвященных жизни города («Хассес-паша», «Беспутная дочь падишаха»), наличествует почти деревенская простота нравов. Падишах изображается как обыкновенный богатый человек, к которому можно прийти и легко вступить в разговоры. Еще более это характерно для сказок, связанных с жизнью в сельской местности или в маленьком городке: падишах сам приходит к герою — сыну пастуха («Пастушок и голубка»), жена падишаха выполняет домашнюю работу, как сельская жительница («Дочь дровосека»).
Сказки полны реалий быта и примет определенной географической среды. В сказках, изображающих сельскую местность, мы находим упоминание разной домашней утвари, окружающей жизнь простого человека (мангал, миндер, корзина, сундук, одеяло, ковер, таган, решето, котел, гребень, таз, зурна, тамбур, скрипка, дудка, амулет, талисман, оберег), блюд и напитков (пача, баклава, халва, зерде, йогурт, пилав, яхни, ракы, шербет, кофе), одежды (чаршаф ферадже, феска, сандалии, башмачки, чарыки, сапожки, купальный передник, тюбетейка и т. д.). Особенно интересно вкрапление в этот обычный набор упоминаемых предметов обихода вещественных реалий, привнесенных из европейской жизни: карета («Дочь плотника»), ландо («Дядька-арап»), фаэтон («Черная курица»), револьвер («Обедневший сын бея», «Дели-Гюджюк»), адъютант («Хызыр»), пальто («Нар-Танеси»), статуя («Аху-Мелек»).
Если сравнить сказки собственно турецкие со сказками видинских турок из Болгарии с точки зрения пространства, в котором развиваются события, то можно заметить в них общие черты и в то же время черты, их различающие. Общим для тех и других сказок является то, что все обычные и как бы благополучные события происходят на равнинах или в долинах, в городах или каких-нибудь других населенных местностях, а все плохое, что случается с героем или героиней, совершается в горах и даже на вершинах гор: там палачи по приказу падишаха готовятся казнить его дочь, там старших сестер, старуху-повитуху, девку-арапку, причинивших зло девушке, героине сказки, ждет возмездие. Именно в горах героев ожидают опасные, неприятные приключения, подстерегают не только дикие звери и хищные птицы, но и дэвы. Появление гор как места, где героям угрожает опасность, подчас бывает столь необоснованно и не связано с ходом повествования, что Д. Немет в своем переводе видинских сказок на немецкий язык передавал слово «горы» как «дикое, пустынное место». Мы же считали необходимым передать и слово «гора», и часто встречающееся обозначение предела горного пространства — «вершина горы», например: «Девку-арапку привязали к хвостам сорока мулов, и от нее только и осталось, что по кусочку на вершине каждой горы» («Сестрица, сестрица, милая сестрица…»). Гора как обозначение пространства неблагоприятного, дикого, враждебного человеку, противопоставляется в сказках культурной, населенной местности — селению, городу, создавая не только оппозицию «гора — дол», «верх — низ» (вертикальная ориентация универсальной модели мифологического пространства), но и оппозиции «далекий — близкий», «чужой — свой», «природа — культура».
Вместе с тем и собственно турецкие сказки, и сказки из Видина свидетельствуют о вполне реалистическом восприятии водного пространства. Если турки из Турции пользуются понятием «море» (в море попадает сундук с падишахскими детьми — «Чан-Кушу, Чор-Кушу»), то в аналогичном сюжете сказки турок из Болгарии появляется «Дунай» (то же самое находим в сходных сюжетах сказок «Заяц Безбородого» и «Три мясника», где «морю» первой сказки соответствует «Дунай» во второй).