— Какая будет перемена, опять-таки не стану гадать. Что касается оружия, то применять его сейчас — против нашествия интервентов. Стрелять же в свою революционную — понял? — революционную буржуазию — это вред, разрушение единого фронта, поражение. Во всяком случае, не наше дело — решать за турок. Крепко запомни: мы не вмешиваемся во внутренние дела. Наша партия этого не допускает. Вмешательство — бессмыслица, то же, что дышать за другого.
Перемены… Вся жизнь из перемен. Ваня запомнил турецкую пословицу, однажды, приведенную Кемиком: «Живущее изменяется, а изменяющееся живет». Вот и Кулага сказал о переменах — «все возможно». А как же! С самим Кулагой какая произошла перемена…
Ваню заинтересовала жизнь Кулаги.
Поезд однажды долго стоял в степи, в тишине. Кулага, растянувшись на противоположной полке и закинув руки за голову, рассказывал Ване:
— В ранней молодости, Ваня, я решил стать на ноги, чтобы старость родителей обеспечить и все такое. Мы жили в беднейшей части Ялты — Аутке. Я все-таки окончил гимназию. Возьмусь-ка, думаю, за дело управляющего имением, где-нибудь на побережье… Самостоятельность! Владельцы ленивы, обычно не вмешиваются. Надо только отчитаться своевременно… Хотел поближе узнать, что это за субъекты, эти владельцы, как живут, в чем секрет обогащения и как они будут расставаться с богатством, когда придет час. А это время приближалось! Как был я, так и останусь управляющим, но на службе у народа. Все предусмотрел!
— Стало быть, хозяйственный момент тебя волнует с первобытности, — заметил Ваня.
— Да! Побережье Крыма изучил: Форос, Алупка, Партенит, Кучук-Узень и так далее. Побывал в имении «Селям» графа Орлова-Давыдова… Дальше по берегу — Кучук-Ламбат, имение княгини Тархановой. Замок в зелени на скалистом холме. Верхнее шоссе — в Биюк-Ламбат. «Биюк» значит большой, а «кучук» — наоборот. Гора Кастель, вся в виноградниках. Богатство! А что графиня понимает? Под Алуштой, Ваня, дешевые дачи для небогатых. Вот здесь, думаю, надо пристать! Чудная дача господина Стахеева, с бельведером. Вот построю здесь еще… В сторону Феодосии — горы пониже, живописно, тополя, прибрежный сад. То есть часть громадного имения Росинского… Дальше имение господина Княжевича. Деревушка Тугата вся принадлежит Княжевичу!
— Брат ты мой, имений сколько, — сказал Ваня. — Вот где трудящимся на солнце погреться.
— Это еще не все, — продолжал Кулага. — Дальше, брат ты мой, пароход причаливает к Новому Свету князя Голицына. Стал я задумываться, Ваня, и понимать, почему мужики так тянутся имение подпалить, барина вилами пощекотать. В самой природе протест. Мыс Хоба-Бурну, там в громадной скале пещера крымского разбойника Али. (Кстати, таких пещер в Турции не пересчитать!) Залез в пещеру… и хочется, понимаешь, разбойником стать. Не управляющим, а разбойником, чтобы отнять! Ведь не должна вся красота природы одному господину Княжевичу принадлежать. Это же насмешка над природой! Ялтинские курорты — дорогие, в основном для публики с бешеным рублем. Один проезд чего стоит, от Ламбата до Ялты — за двадцать верст местные помещики платили пятнадцать рублей. А что делать бедняку?
— Власть брать! — подсказал Ваня.
— Верно. Но я вот к чему. Я видел картину, как греки и турки на парусах смело приходили с того берега к крымскому, и думал, что человеку в его жизни, как тому парусу, нужен ветер. Иначе будет прозябать. Не лакеем он должен быть, служить не помещику в его имении, а народу, быть достойным. Я примкнул именно к таким в Крыму, ветер переворота все крепче задувал…
— Полностью с тобой согласен, повсюду должен быть и есть этот ветер. — И тут у Вани вырвались слова, которые он никому не хотел говорить: — Надеюсь на мировую коммуну, несмотря на нэп, в скором времени. Иначе не будет у меня ни жены, ни сына. Отец моей Аннёнки, купец-кулак Хоромский, всех нас проглотит, вернее, свиньям своим пустит на корм. Выходит, что законно жениться не могу, если не будет мировой коммуны.
Кулага поморщился:
— Это ты подзагнул, Ваня: ветер-то ветром, а во всем нужен точный хозяйственный расчет… арифметика… Ну ничего, слушай дальше. Началась мировая война, меня мобилизовали. Я был офицером для поручений у полковника генштаба Литовцева на Кавказском, турецко-персидском фронте.
— Значит, вы с Кемиком земляки! — обрадовался Ваня.
— Когда фронт распался, мыкались мы полтора года, разбираясь в обстановке, наконец Литовцев говорит: давай вступать в Красную Армию добровольно. Конечно! Впоследствии Литовцев признался: это ты, Кулага, Фома Игнатьевич, повлиял на мое решение. Словом, мы вступили в Красную Армию. Тут же и расстались: разведотдел штаба Южного фронта направил Литовцева в Константинополь… А ты, Кулага, сказал он мне на прощанье, пыхти в штабе, жди меня. Но вот образовался Крымский фронт, состав штаба переменился, приехал Фрунзе…