Он вынул свое портмоне и поковырялся в его тощих недрах.
— Впрочем, ва-банк все-таки не хватает, давайте сыграем по четвертному?
Забирать у него последнее мне не хотелось, и я предложил другой вариант:
— Сыграем по рублю, если выиграете, то поднимем ставку, а нет, разойдемся по-хорошему. Могу дать вам фору три шара.
Такое унизительное предложение непременно отверг бы любой стоящий игрок, но чиновник от отчаянья согласился и проиграл.
— Что же, ваше счастье, — грустно сказал он, отдавая мне канареечную бумажку. — В другой раз непременно отыграюсь.
От греха подальше я решил в трактире не оставаться, оделся и ушел. Анны Ивановны опять не оказалось дома, и визит откладывался на неопределенное время. Меня это особенно не огорчило, теперь, когда появились какие-то деньги, я мог продержаться и без посторонней помощи.
Первым делом мне нужно был раздобыть приличное платье. В Москве, чтобы слиться с большинством жителей, лучше всего было одеться мещанином средней руки. Что я и сделал: купил в магазине подержанного платья соответствующую образу верхнюю одежду. После чего зашел в обувную лавку и приобрел слегка ношенные хромовые сапоги. На всю экипировку ушло около сорока рублей, так что на оставшиеся тридцать я вполне мог продержаться несколько дней.
После магазинов первым делом я полноценно пообедал в чистом трактире. За хлопотами и длинными пешими прогулками прошел целый день. Ноги гудели, хотелось покоя и отдыха, но мне нужно было сходить в ночлежку, вернуть армяк и долг. Об утреннем инциденте со смотрителем Иваном Ивановичем я уже забыл и вспомнил о нем только тогда, когда увидел самого мастодонта. Удивительное дело, как люди рабской ментальности уважают силу и легко относятся к своей чести. Даже признаков неудовольствия не выказал этот мелкий тиран.
Когда я вошел в ночлежку, он сразу не узнал меня и попробовал грозно привстать со своего стула, но когда разглядел, распустился приветливой улыбкой.
— Опять к нам, господин хороший?
— Я на минуту, Евсей вернулся?
— Как же-с, отдыхает. Проходите, будьте благоразумны, мы чистым гостям всегда рады!
Я вошел в клоповник. Там уже собралось большинство его обитателей. Мое появление привлекло внимание, но, узнав давешнего лекаря, возчики продолжили свои занятия, Евсей сидел на своем тряпье возле больного земляка. Я прошел к ним в угол:
— Ну, как Пантелей? — спросил я своего вчерашнего благодетеля.
— Жар вроде как спал, и на вид получше.
— Я принес армяк, — сказал я, передавая ему кроме одежды бутылку водки и пакет с закуской. — Спасибо тебе, вчера ты меня очень выручил.
— Пустое, — смутившись, ответил он, принимая угощение. — Слышал, наших возчиков-то потянули в полицию? Да, брат, неладно получилось.
— Что случилось?
— Душегубами оказались, бабу какую-то хотели убить и ограбить. Околоточный приходил об них расспрашивал. Может, видел их, они возле нас спали?
— Нет, не запомнил. Я утром у рыжего мужика рубль одалживал, сможешь ему передать?
— Понятное дело, а ты что, не останешься с нами магарыч распить? Оставайся. Переночуешь, чего тебе мыкаться на ночь глядя.
Однако даже мысль о ночных зверствах клопов привела меня в содрогание.
— Нет, не смогу, срочные дела. Полечу еще Пантелея и побегу.
— Жаль, очень ты мне по сердцу пришелся.
— Ты мне тоже. Как решу свои дела, надеюсь, еще увидимся.
— Даст Бог…
Желая скорее уйти из этого гнусного помещения на свежий воздух, я присел возле больного крестьянина и принялся за свои пассы. Мужик лежал молча, только благодарно улыбался.
— Ну, вот и все, — сказал я, — но все-таки лучше тебе в больницу лечь.
— Мы уж как-нибудь тут, чего людей зря беспокоить. Спасибо тебе, господин, очень ты меня облегчил.
Мы распрощались, и я вышел наружу. Воздух, пахнущий печным дымом, конским навозом и еще чем-то деревенским, никак не подходящим большому городу, был тих и морозен. Мне предстояло найти себе пристанище, и я направился в сторону Кремля.
«Найду комнату и сразу завалюсь спать», — мечтал я. Дешевых гостиниц в этом районе было много, можно было даже подыскать комнату с пансионом, но я пока не знал, чем займусь в ближайшие дни, и не мог строить планы на будущее. Вчера слишком внезапно кончилось мое обучение и затворничество, я по-прежнему психологически пребывал в средних веках, и новая жизнь с полицией, электричеством, конками и трамваями казалась шумной и суетливой.
За себя я не боялся, В доме Анны Ивановны осталось письмо моего предка в банк, по которому я мог получить любые суммы из накопленного за сто лет состояния. Меня занимало другое — где разыскать моих «нанимателей». Никаких связей с этой организацией, кроме контактов с «древним молодым человеком», теперь то ли раненым, то ли убитым, у меня не было.
— У вас есть свободные номера? — спросил я ночного швейцара, стоящего в дверях постоялого двора.
— Пожалуйте, у нас все есть, — поклонился он и пропустил меня в холл.
Я подошел к стойке и спросил комнату на ночь. Пожилой служащий цепким, профессиональным взглядом оценил мои внешние кондиции и, точно определив уровень благосостояния, предложил:
— Комната — два рубля. Пожалуйте паспорт.
— У меня его с собой нет,
— Тогда два с полтиною. Деньги вперед-с.
Я без слова выложил требуемую сумму и получил ключ от номера. Служащий сам проводил меня, подождал, пока я отопру дверь и, кивнув, ушел, Я вошел в небольшую комнату с одной кроватью и столиком у окна, быстро разделся и рухнул в постель.
Ночью никто меня не тревожил, и я спокойно проспал до позднего утра.
Глава 5
Анна Ивановна наконец оказалась дома. Она сначала меня не узнала, а, разглядев, зарыдала и бросилась на грудь.
— Нет больше с нами нашего голубчика, сиротами оставил! — причитала она, орошая мою грудь горькими слезами.
Я как мог успокоил добрую женщину, и мы сели за стол помянуть Илью Ильича. Бывший хозяин, вернее будет сказать, наниматель Анны Ивановны Илья Ильич Поспелов был одноклассником моего предка. Человеком он был, бесспорно, замечательным, жил на широкую ногу, занимался частным сыском и, когда к тому принудили обстоятельства, приютил меня в своём доме. Позже между нами случилось некоторое охлаждение: пока я после ранения был без сознания, а потом долго лечился в его доме, он увел у меня девушку. Меня это, кстати, напрягало значительно меньше, чем его, и отношения наши несколько испортились.
Когда я только поселился в его доме, на меня было совершено покушение. Убийца стрелял из чердачного окна соседнего особняка, но попал не в меня, а в специально выставленную нами куклу. Мне удалось его задержать. Не разобравшись, что это не просто неудалая шестерка крести, а один из пиковых тузов преступного мира, мы с Поспеловым его раскрутили и на признание, и на выкуп. Илья Ильич на время оставил его у себя в подвале без присмотра. Киллер от него сбежал и отомстил меткой пулей. Вторая пуля предназначалась мне, но ему опять не повезло, я оказался проворней.
— Нет больше таких людей! — причитала его бывшая домоправительница, разливая по рюмкам любимую водку покойного. — Помянем его, Алеша, пусть земля будет ему, голубчику, пухом.
— И что теперь с Таней? — спросил я о своей бывшей девушке, собиравшейся выйти замуж за Поспелова.
— А что с ней могло статься? Поплакала, да и пошла служить в театр, актрисою. Илья Ильич оставил ей столько денег, что на весь век хватит. Вот она и решила покрасоваться перед белым светом. А мне наш голубчик этот дом отписал и пансион. Никого не забыл, никого не обидел…
Она опять заплакала.
— А что Аарон Моисеевич и Ольга? — отвлекая ее от грустных мыслей, спросил я о своих приятелях. Они, как и я, были из нашего времени, и составили мне компанию в этом последнем путешествии.
— Живы, здоровы, в Париж уехали к какой-то дуре.
— В Париж, к дуре? — не понял я. — В каком смысле?