Во-первых, здесь был воссоздан подсмотренный в фильме Джеймса Кэмерона подлинный антураж внутреннего убранства корабля-горемыки: мебель, драпировки, подсвечники, иллюминаторы, даже дверные ручки. Во-вторых, в этот комфорт и фешенебельность была щедро подпущена некая ледяная струя, как символ грядущей катастрофы. Ее олицетворяли: обилие льда в коктейлях и серебряных ведерках с шампанским, скользкие матовые стойки, глыбообразные люстры-светильники, загроможденные чем-то холодно-блестящим ниши. В-третьих, помещения были буквально наводнены аквариумами самого неожиданного местонахождения, прихотливых форм и фантастического содержания. Некоторые посетители уверяли, что собственными глазами видели, как там плещутся русалки. И причём здесь «Меньше пить надо?!» Фи, как вы не романтичны!
Сие новомодное злачное заведение открылось демонстрацией шумно анонсированной коллекции отечественного Диора тире Станислава Славского под названием «Вацлав и Анна». Имелись в виду Анна Павлова и Вацлав Нижинский, а также Дягилевские «Русские сезоны» в Париже.
Очевидно, весь шик и шарм дефиле был призван воссоздать томительную и томную атмосферу начала века, и талантливому кутюрье это удалось. В мотивах коллекции читались-ощущались и модерн, и декаданс, и Бакст, и Сен-Санс, и Вертинский, и (разумеется) женщины-вамп, и кокаин, и изысканная депрессия, и сладкая обреченность.
Публика растроганно аплодировала, кутюрье мило раскланивался, стараясь не расплескать шампанское из сунутого кем-то в ладонь высокого бокала. Если бокал с благородным напитком очень органично вписывался в экстерьер Славского-старшего, то в руках его сына Клима (кстати, тоже модельера) сей атрибут выглядел явным диссонансом. Ибо младший кутюрье тяготел к совершенно иному стилю. Клим, хотя ему очевидно тянуло к сорока, украсил себя шляпой типа детсадовской панамки, обтянул заметный животик черной футболкой с тинейджерской символикой, а полные запястья обхватил ощетинившимися металлическими браслетами. Подтянутый папенька в бабочке и смокинге выглядел рядом несколько субтильно.
Собравшийся бомонд и примкнувшие к нему круги осваивались в свежих интерьерах, кучковались, обменивались впечатлениями от нового клуба и новостями вообще.
– Как говаривал О. Бендер, в этом супе… то есть коктейле, плавают обломки кораблекрушения…
– Конечно, Лазурный берег – полное дерьмо…
– Ах, оставьте, какой на этом фестивале артхаус… Полная провинциальность, вот и всё!
– Сколько ни бьюсь, не могу найти приличную маникюршу для Максика…
– Мужа? Бойфренда?
– Да пёсика же!
Постепенно бутылки пустели, тела расслаблялись, взоры туманились. Среди VIP-столиков хищно бродил с недопитым бокалом приставучий, всем известный своей скандалезностью актер. Когда-то по-настоящему талантливый и любимый зрителями, ныне он бросил хлопотное дело лицедейства и стал профессиональным арт-тусовщиком. В результате безобразно растолстел, обрюзг и опустился до ведения светской рубрики (окрещенной в бомондском просторечии «Сточной канавкой») в одной из наиболее пронзительно-желтых газет. Его не любили и презирали, но побаивались, а потому угощали и строили глазки.
Между тем подошло время стриптиза. Демонстрация обнаженных тел открылась довольно претенциозным танцем под названием «Пять Оскаров». Имелось в виду, что именно столько золотых статуэток, каждая из которых воплощает предел мечтаний любого встречного и поперечного киношника, сумел отхватить титанический по размаху фильм Джеймса Кэмерона. Итак, пять бритоголовых, покрытых от макушки до пят золотой краской стриптизерш застыли в ряд. Вероятно, они имитировали увеличенный до нечеловеческих, вернее, как раз до человеческих размеров, приз Американской киноакадемии. Зазвучала музыка, представлявшая собой попурри мелодий из суперблокбастера. «Статуэтки» ожили, и начался танец, который, судя по всему, должен был выражать последовательно: беззаботность, катастрофу, борьбу, надежду, гибель (корабля) и триумф (фильма).
В это время Варенька за кулисами кричала в телефонную трубку:
– Алло! Это больница? Алло!
Мимо шмыгали прехорошенькие холеные девушки в эффектных нарядах, которые гораздо больше открывали, чем прикрывали. Стройными рядами проходили двойники Леонардо ди Каприо, подвизавшиеся здесь в качестве жиголо.
– Ну да, из 516-й. Что? Хуже? Как же так… Ну, ему хоть что-нибудь делают? Девушка! Не бросайте трубку! Боже мой…