Варенька сидела на кухне, гипнотически уставившись в одну, видимую только ей, точку и неумело затягиваясь сигаретой из Лолкиной пачки.
Вошла Лолка и, застав подругу за столь нетипичным для нее занятием, сочувственно осведомилась:
– Что, паскудно?
– Ох, не то слово, – не сразу отозвалась Варенька, морщась то ли от своих раздумий, то ли от сигаретного дыма. – Слушай, Лолка, я вот думаю одну мысль… Когда мы про Сонечку Мармеладову в школе проходили, точно помню, усвоила, что она была порочна телом, а душой вроде как невинна… Но разве может такое быть? Ведь душа и тело всегда вместе. Слитно. Как получится у них жить – каждый по себе? Когда душа отделяется от тела, человек умирает…
– Ну знаешь! – возмутилась подруга. – Кончай свою никому не нужную философию! Она тебя до добра не доведет. Противно, да! Но за это «противно» – какие бабки отваливают! Да в конце концов, если тебе нужно…
– Если бы было нужно мне, – перебила Варенька, – я бы лучше удавилась…
– Ах, ну как же, как же! еще больше взъерепенилась Лолка. – Русская, блин, женщина из одноименной поэмы А.Н. Некрасова! Ясное дело! «Жизнь – Родине, честь – никому»!
– Н.А. Некрасова, Николая Алексеевича, – машинально поправила Варенька. – И вообще, что ты несешь, Лолка! У тебя же каша в голове! Это совсем из другой оперы.
– Плевала я на твои оперы! – не унималась подруга. – Да, пусть у меня в голове каша! Зато ее лопать можно! Ложками! – неожиданно поднялась она до афоризма. – А с твоими операми – только подохнуть! Под них и похоронят…
Варенька помолчала, зажигая вторую сигарету. Лолка забрала у нее пачку и как могла утешила.
– Ладно, не горюй, подруга. Главное, запомни: если ты беременна, то это временно. Если не беременна – то это тоже временно.
– Все проходит… и это пройдет, – перевела на свой язык Варенька.
– Все пройдет, – замурлыкала Лолка старую, из детства, песенку, – и печаль, и радость… Все пройдет, так устроен свет…
– …все пройдет, только верить надо, что любовь не проходит, нет… – подхватила Варенька.
Коли это так, то можно было жить дальше.
Навстречу Вареньке по больничному, ставшему к этому времени родным, коридору шла женщина с некогда красивым, но, казалось, уже навеки заплаканным лицом. Это была мать Никиты.
– Все хорошо, – сказала она, обнимая девушку, – Никите сегодня сделали операцию…
Варенька ахнула и вся обратилась в немой вопрос.
– Все хорошо, – заклинающе повторила женщина и заплакала, привычно поднеся к глазам платок, ставший, видимо, в ее руках несменяемым атрибутом. – Операцию, главврач сказал, делал талантливый хирург. Он где-то заграницей стажировался, поэтому и стоит так дорого: за учебу еще не заплатил. Слава Богу, все удачно совпало: молодой организм, травма ничем не осложнена. Говорят, после такой операции все функции должны обязательно восстановиться… Дай-то Бог…
Здесь Варенька не выдержала и тоже заплакала.
– Господи, деточка, – сказала мать Никиты, утирая девушке слезы своим платком, – где ты деньги-то такие достала, чтобы задаток заплатить? Это ж фантастика – такие деньжищи!
«Как заплатить? – ахнула про себя Варенька, при этом что-то довольно складно (актриса!) сочиняя вслух – Я же их вот только что несу… Но кто же тогда заплатил? Кто же из тех двух?!»
На какое-то время работа в ночном клубе стала для Вареньки рутинной повседневностью (вернее – повсеночностью). Львиную долю времени занимали репетиции новых номеров, поэтому в театре пришлось взять отпуск за свой счет.
Для того, чтобы составить репертуар, Вареньке сутки напролет приходилось проводить в «Титанике». Основываясь на успехе премьеры, ей совместно с тамошним режиссером удалось придумать чрезвычайно удачный имидж прелестной «динамовки», которая ловко заводит зал, но никогда, под разными предлогами, до конца не раздевается. Уловки с каждым разом изобретать было все трудней. Но девушка, зная, что это ненадолго – только день простоять да ночь продержаться – фантазию не экономила. То она танцевала с партнером ожившую индийскую фреску (которые известны своей эротичностью), то весталку в античном храме, то скромницу, впервые попавшую на нудистский пляж (в окружении обнаженного кордебалета), то фантастически гибкую тигрицу, буквально выпрыгивающую из шкуры под лучами тропического солнца и убегающую, услышав выстрелы.
Номер с тигрицей Вареньке нравился. Девушка отличалась нерядовой пластичностью, поэтому еще в институте обожала изображать всякого рода и вида кошачьих.
Был еще сложный номер, который придумал режиссер, чтобы показать все таланты новоявленной стриптизерки. В нем девушка играла статистку, вообразившую себя порнозвездой. Она музицировала на рояле, пела, танцевала, при этом как бы между прочим скидывая с себя предметы туалета. Появлялись рабочие сцены, девушка пряталась в рояле, который вместе с ней укатывался за кулисы.