Выдающийся алхимик VIII в. Джабир Ибн-Хайан, известный как Джебер, как считается, использовал нитрат серебра, хотя наиболее известный ранний экземпляр трактата «De inventiones veritates», приписываемого ему труда, датируется серединой 1500-х гг. Альберт Магнус (Великий, 1193 – 1280) знал, что нитрат серебра чернеет при попадании на него прямых солнечных лучей. Другие алхимики, которые, как установлено, работали над изучением солей серебра – это Анджело Сала и Иоганн Глаубер, жившие в XVII в. Роберт Бойль (один из предполагаемых великих магистров Приората Сиона) проводил опыты с воздействием света на хлорид серебра. Все эти исследователи знали о воздействии света на соли железа.
Другой жизненно важный для фотографов XIX в. процесс – получение хлорида серебра из раствора нитрата серебра при помощи хлорида натрия – был известен алхимикам по меньшей мере с начала XV в. Так, выдающийся историк XX в. Джозеф Мария Эдер в своём классическом труде «История фотографии» (1945) посвятил целую главу алхимикам, что, естественно, представляет собой лишь верхушку айсберга их деяний и свершений, и утверждает, что «это – те самые идеи, из которых возникла наука фотохимия».
Но, пожалуй, самым значительным из всех было открытие, которое, как считается, заложило основы фотографии. Это – первое научное описание светочувствительности солей серебра, сделанное Иоганном Генрихом Шульце в 1727 г. Сегодня вряд ли у кого-нибудь вызовет удивление тот факт, что Шульце совершил своё открытие, пытаясь воспроизвести алхимический опыт, описанный в XVII в. Балдуином. Шульце произвёл сильное впечатление на современников, продемонстрировав, как в бутылках с водой появлялись буквы, написанные по трафарету. Однако эти изображения были недолговечны и вскоре становились тусклыми. В «Энциклопедии фотографии» (1993) сказано, что «фотография была основана на открытиях Шульце». Эдер высказывался о нём более определённо: «Шульце, без сомнения, следует считать изобретателем фотографии».
На наш взгляд, не менее важно, что два ключевых элемента получения фотографических изображений – способ проецирования изображения и применение светочувствительных химикатов – были известны алхимикам за много веков до этого.
Теперь для нас (хотя мы и не располагали основательными познаниями в алхимии) стало понятным многое. Нам было известно, что, помимо солей серебра, особой чувствительностью к свету обладают и другие вещества. Великий римский архитектор Витрувий, например, знал, что киноварь (сульфид серы) реагирует на свет, и в своём труде «De architectura»[73] предупреждал, чтобы киноварь не использовалась для окраски наружных поверхностей зданий. Труды Витрувия высоко ценили архитекторы эпохи Возрождения и сам Леонардо.
Ещё раньше было известно, что пурпур[74], в который были окрашены мантии римских императоров, меняет свой цвет при попадании ярких солнечных лучей. Но, помимо учёта этих фактов в процессе окраски, эти знания никак не использовались вплоть до XVII в., когда такие краски были в числе основных компонентов в опытах по получению изображений.
Таким образом, Леонардо наверняка были известны хотя бы некоторые химические вещества, реагирующие на свет. Однако, на наш взгляд, маловероятно, что он мог использовать соли серебра для создания изображения на Плащанице, поскольку они создают серое или чёрно-белое изображение, а не коричневато-бурое. В качестве альтернативы можно назвать соли железа, но возникает вопрос: каким образом Леонардо закреплял изображение?
Нам было необходимо найти метод, который был бы реально доступным для Леонардо. Мы посчитали вполне логичным, что нам следует реконструировать такой метод, ибо только в этом случае мы смогли бы в полной мере оценить его сложность. Поэтому в 1993 г. Кейт и Клайв потратили массу времени на решение этой проблемы.
Первым делом мы решили создать свою собственную камеру-обскуру. Для этого мы воспользовались деревянным ящиком размером 18 х 18 дюймов (46 см), который мы поставили на бок и просверлили в его днище небольшое отверстие. Сняв крышку и заменив её листом бумаги или ткани в виде экрана, как рекомендовал Леонардо, и поместив экран так, чтобы сквозь него было видно изображение, мы направили на него небольшой прожектор и по очереди принялись рассматривать образы друг друга, возникающие на экране. И хотя мы давно привыкли к сложным изображениям на теле– и киноэкранах, в этом занятии было нечто странно-магическое.